Вершина Столетова - [52]

Шрифт
Интервал

Сосницкий распрощался и, опять перекинув на ходу портфель из одной руки в другую, исчез.

Тузов наконец раскурил самокрутку и с наслаждением, смакуя, делал одну затяжку за другой. На лице его было написано: ну, слава богу, пронесло.

— Слыхал? — спросил его Михаил. — Я говорю, слыхал, что инструктор про сроки, про сводку говорил?

Тузов посмотрел на Михаила, и лицо его вдруг прояснилось. Он будто только сейчас понял, о чем ему Михаил толковал уже добрых полчаса.

— Так ты насчет сводки? — почти обрадованно спросил он. — Ха! Так бы сразу и сказал, чудак-человек. Стоило из-за этого шум подымать! Да это мы в два счета! И такую сводочку, что комар носа не подточит. У вас в МТС как: подекадно или понедельно? Кажется, понедельно. Ну, вот, приходи в субботу, послезавтра, и все сделаем. Николай Илларионович, агроном, тоже подпишет, мы с ним общий язык всегда находим…

Михаил еще не совсем понимал, о чем говорит Тузов, но почувствовал в его словах что-то настораживающее.

— Постой, — перебил он наконец Тузова. — Ты насчет каких это понедельных сводок, и при чем тут общий язык с Николаем Илларионовичем?

— Ну, вот, опять будем в кошки-мышки играть. — Тузов усмехнулся и шутливо погрозил пальцем. — Все насчет тех же самых сводок, которые с вас эмтеэсовское начальство требует.

— Дальше.

— А дальше — ничего, — простодушно ответил Тузов. — Составляй бумагу по всей форме, пиши в ней все, что ты должен был сделать к такому-то числу, — и конец! Сам подпишешь, я подпишу, агроном подпишет, — чем не документ?

У Михаила перехватило горло, и он срывающимся голосом спросил:

— То есть как это «должен был»? А если я еще не сделал?

— Сделаешь, — невозмутимо ответил Тузов. — Днем раньше, днем позже, все равно сделаешь.

Больше всего Михаила злила вот эта невозмутимость Тузова.

— Может, ты и Сосницкому к послезавтра такую бумагу приготовишь? А?

— Если нужно будет в интересах дела…

— В интересах дела! Да это же очковтирательство самое настоящее!

— Ну, уж ты скажешь! Вот у тебя привычка, я заметил: все увеличивать. Очковтирательство там, где только показано, а не сделано и не будет сделано. А у нас с тобой, что бы мы ни показали в сводке, все до последнего гектара делать придется, и никому другому, а самим же. Вся разница в одном-двух днях, а пока сводка до области дойдет, мы и больше показанного сделать успеем.

— Хватит! Ясно! — Михаил поднялся. — Сам такие сводки сочиняй, если тебе нравится, а я не писал и писать не буду.

— Ну, вот опять зашумел. Будто его кто принуждает! Не хочешь — не надо, дело хозяйское. Тебе как лучше, а ты…

— На деле, а не в сводках будем за короткие сроки бороться. Пока. Будь здоров. А насчет простоев мы, кажется, договорились: этого больше не повторится.

— Да ладно, ладно. — Тузов тоже поднялся с кресла, чтобы потушить в пепельнице окурок. — Все будет сделано. Кому-кому, а вам, трактористам, всегда и во всем не только навстречу…

Михаил хлопнул дверью.

— …а и с полным нашим удовольствием, — донеслось ему вдогонку.

2

В правлении Ключевского колхоза никого, кроме счетовода, Сосницкий не застал.

— Что, начали? — спросил он еще от порога.

— Нынче после обеда собираются начать, — ответил счетовод.

— Всё еще собираются! Так. Где все? В поле?

Не задерживаясь в правлении, Сосницкий поехал в поле, на стан тракторной бригады. Здесь он нашел парторга колхоза Дмитрия Хлынова и Андрея Галышева.

— Что, все еще сидите у моря и ждете погоды? — спрыгивая с тарантаса, спросил он, забыв поздороваться.

— Мне бы к машинам надо, — сказал Галышев и, оставив Сосницкого с Хлыновым, отошел к тракторам.

…Два дня назад Сосницкий по телефону спросил: начался ли сев в Ключевском? Татьяна Васильевна ответила, что пока еще нет, сыро.

— Сыро? — переспросил Сосницкий так, что было слышно даже Андрею, сидевшему по другую сторону председательского стола. — А телефонограмму главного агронома получили?.. А если получили, так к чему эти отсталые разговоры?.. Вот что, товарищ председатель: я сейчас же выезжаю на место, и чтобы к моему приезду все было на ходу.

— Как быть, Митя? — вешая трубку, спросила Татьяна Васильевна у Хлынова — По времени-то не только денек, а и целых два не мешало бы обождать. Но ведь райком!

— Я тоже думаю, что надо повременить.

— А что же мы товарищу Сосницкому скажем?

— То же и скажем. Сило́м в поле выезжать не заставит. А я пока еще разок коммунистов соберу, посоветуемся.

Хлынов собрал короткое собрание, на которое пригласил и Галышева.

— Все дело в вас, трактористах. Можно и день и два обождать — все равно в сроки уложимся, если только вы не подведете.

Андрей обещал не подвести, и от выезда в поле решено было пока воздержаться.

Часа через два Сосницкий бурей ворвался в правление и еще от порога начал спрашивать:

— Это как понимать? Игнорирование указаний райкома? Самовольство? Отсебятина? Хотите в сводке с первых мест слететь на последние? Хотите…

— Хотим положить зерно не в абы какую, а в структурную почву, — спокойно перебил Сосницкого Хлынов. — Хотим сеять не для сводки, а для урожая.

— Громкие фразы! «Для урожая!» А главный агроном, райком, по-вашему, дают указания с потолка?


Еще от автора Семён Иванович Шуртаков
Несмолкаемая песня [Рассказы и повести]

Произведения известного русского прозаика Семена Шуртакова, вошедшие в настоящий сборник, посвящены нашим современникам.Герои рассказов люди колхозной деревни. Повесть «Возвратная любовь» проникнута раздумьями об отношении к духовному наследию прошлого. Светлый поэтический мир детства встает перед читателями со страниц повести «Где ночует солнышко».


Одолень-трава

Переиздание романа Семена Ивановича Шуртакова, удостоенного Государственной премии РСФСР имени М. Горького. Герои романа — наши современники. Их нравственные искания, обретения и потери, их размышления об исторической памяти народа и его национальных истоках, о духовном наследии прошлого и неразрывной связи времен составляют сюжетную и идейную основу произведения.


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.