Вершина мира. Книга 2 - [2]

— Как там? — я мотнула головой в сторону гор.

— Сейчас Миха заступил, молчит пока, — пожал плечами спасатель, с сочувствием глядя на меня, — Ах, ты спишь когда-нибудь?

— Случается, — усмехнулась я милому прозвищу 'Ах', полученному от Зака, пройдохи и охламона, мужицкого полу, пятнадцати лет отроду. Но тут же посерьезнела и озвучила мысль, мучавшую меня последние несколько часов, — тебе не кажется, что этих геологов надо гнать с перевала в три шеи, пока все не поубивались?

— Мне-то кажется, а вот послушает ли меня кто… — как-то безнадежно проговорил Ратар, под определением 'кто', безусловно, подразумевая управляющего шахтами.

— Послушай, голуба моя, ты кто, начальник спасательской бригады или наложница главного зала, которую имеют все кому не лень? — вызверилась я.

— А в морду? — угрюмо осведомился Ратар.

— Попробуй, — откликнулась я, спокойно прикуривая следующую сигарету.

— Извини.

— Бывает, — пожала я плечами, — скажи своим, пусть крыльцо почистят.

— Вот тут я начальник. А там из меня начальник аховый… — смущенно пробубнил Ратар, махнув головой в сторону шахт.

— Утри сопли, в конце концов, и сделай свою работу, как положено! Это твой участок и отвечаешь за него головой ты, а не кто-то другой! Это не тренировка и школу свою спасательскую ты давно закончил. Это жизнь, где люди умирают по-настоящему.

— Компания в суд… — опять забормотал он.

— Плевать тебе на суд и на компанию, пусть у адвокатов об этом голова болит, — терпеливо проговорила я. И чего на парня орать — совсем недавно сама такая же была. Так уж недавно ли, доктор?

— На то адвокатов и нанимали, они за это деньги получают. Да и не каждая компания полезет в свару с медициной катастроф. Боком, знаешь ли, вылезти может. Так что иди и работай. Ты ж мужик, сгоняй на шахты к управляющему, грохни кулаком по столу, поставь перед фактом, что выставил пару снайперов в ущелье или еще чего в этом роде, короче, кто сунется, тому хана! Понял? Но сказать это надо так, чтоб поверил, чтоб коленки затряслись. Да, кстати, ты тоже можешь им комиссией пригрозить, за неукомплектованность оборудования. Они этого сильно боятся.

— И что, ты всегда так делаешь? — усомнился Ратар.

— По-разному бывает, — пожала я плечами.

— Весело с тобой работать, Ах свет Дмитревна, — рассмеялся Ратар.

— То ли еще будет, — процедила я сквозь зубы, размышляя о сообщениях синоптиков и надвигающемся шторме, — убежище готово?

— Да, — как-то не слишком уверенно отрапортовал Ратар.

— Смотри у меня, — я погрозила ему сигаретой, зажатой меж пальцев, — сегодня с проверкой приду. Если что не так, с тебя три шкуры спущу. Все, иди, работай. Да, встретишь Зака, скажи, чтоб ко мне со всех ног бежал, чертенок. Не ел, небось, сегодня ничего.

Ратар кивнул, и со вздохом облегчения поспешил убраться подальше от начальства, заниматься текущими делами.

Вообще-то, я человек по сути своей безобидный, но в последнее время становиться рядом с собой страшно. Я становлюсь циником, и причем жестоким. Хотя, с другой стороны, какой еще быть? Везде, где случаются глобальные катастрофы или маленькие войны, там появляюсь я или мои коллеги инспекторы. Мне и таким, как я, нет дела до политики и остальной чепухи.

Я, доктор.

Я барахтаюсь в грязи и крови, пытаясь хоть что-то сделать для человечества, имея при этом свое собственное мнение, о котором не подозревает никто. По завету Гиппократа, оказываю помощь нуждающимся. Вне зависимости от чина, звания и принадлежности к фронту. Свои, чужие — какая разница? Все мы люди. Все ходим на двух ногах и кровь, она у всех красная, и больно всем одинаково, что вашим, что нашим. Мое дело воскрешать из мертвых, насколько это возможно. Сшивать, собирая по кускам, разбитые тела, вдыхая в них жизнь, если это мне по силам. А дальше — разбирайтесь сами.

По-другому на этой работе нельзя, иначе с катушек двинешься. Я не вылечу весь мир, в этом я себе очень хорошо отдаю отчет, но дело-то не в этом. По крайней мере, я смогу спасти тех, кого еще можно.

Опять пошел снег. Он тихо шуршал, падая пушистыми хлопьями, и оседая зеленой гладью на поверхности планеты. Снег мешал смотреть, размазывая по снежинкам и без того тусклый свет фонарей. 'А какая это планета?' — вдруг с ужасом подумала я, понимая, что уже не в силах припомнить очередное название. Ценса, это, кажется, Ценса! Или не она? Черт, да какая разница? Я попыталась припомнить, сколько было таких планет с того момента, когда я вылетела со станции 'Алкиона' по вызову на торнадо. Двести? Триста? Они все похожи друг на друга.

Прилетаешь, практически на пустое или развороченное стихией, либо войной, место. Лечишь, работая по двадцать пять часов в сутки из двадцати четырех. В таких местах, как правило, нет ни нужной аппаратуры, ни надлежащего места, только полевые лазареты, в которые превращены наспех возведенные армейские палатки. А ты мечешься, налаживаешь местное обслуживание. Подачу питьевой воды, разбор завалов или эвакуацию. Выбиваясь из сил, вымаливаешь по крохам нужные медикаменты, если их смогут доставить, а если нет… Собираешь вокруг здравомыслящих людей, носящих белые халаты. Через некоторое время смотришь — все завертелось само собой. Все работает и без тебя, и ты уже здесь без надобности. И летишь дальше, туда, где нужнее. Туда, откуда молят о помощи, и, все сначала… а потом еще… и заново…