Вероятно, Алекс - [72]

Он отпускает руль, переворачивает руки ладонями вверх и начинает жестикулировать, будто обращаясь к дороге под колесами фургона:

– Я целую неделю планировал эту поездку, как самый последний лузер! А кое-кто сидит сейчас и полощет мне мозги.

По щекам и шее разливается тепло. Я быстро отворачиваюсь к окну со стороны пассажирского сиденья в надежде, что мое смущение скроют волосы. Портер опять тяжело вздыхает. Я счастлива, но вместе с тем и озадачена, когда думаю, каких трудов ему стоило все это устроить. Парень не побоялся схлестнуться с мистером Кавадини, чтобы нам в один день дали выходной. Да и потом, кто его сейчас прикрывает в магазине – сестра?

– Я волновалась, что за эту неделю ты изменил свое мнение обо мне, – говорю я, будто обращаясь к окну.

И тут чувствую, что меня дергают за рукав. Портер тянет меня за руку и робко улыбается. Тем же ему отвечаю и я. Как же все-таки приятно опять к нему прикоснуться. Теперь уже из моей груди вырывается тяжкий вздох. Я все еще нервничаю, но на этот раз мой трепет носит совсем другой характер. Если раньше мое беспокойство исполняло сольную партию, то теперь его дополнили непонятной гармонией охватившее меня странное предчувствие и лихорадочное возбуждение.

В моей душе будто поет хор сумасшедших.

Чтобы добраться до пункта назначения – ближайшего соседнего городка Монтерея, – нам требуется около часа. По размеру он примерно такой же, как Коронадо Ков, но вот атмосфера в нем царит совсем другая. Меньше сёрферов, зато больше катеров и велосипедов. Портер то и дело что-то мне показывает и демонстрирует Кэнери Роу, что означает «консервный ряд», увековеченный местной легендой, писателем Джоном Стейнбеком, в одноименном романе[11].

В школе мы это произведение не проходили – нам задавали «Гроздья гнева», – но вот Портер прочел всего Стейнбека, что меня удивляет, но только до того момента, пока он не начинает говорить о приливах, отливах и некоем морском биологе по имени Эд Рикеттс, которого тот же Стейнбек обессмертил, описав в своей книге как Дока. После этого его слова тут же обретают в моих глазах смысл.

Мы паркуемся в нескольких кварталах от пляжа, рядом с выстроенным в испанском стиле зданием с черепичной крышей и каменной статуей кита у входа. Вывеска на стене гласит: «Музей естественной истории „Пасифик Грув"».

Пока мы стоим через дорогу от него, Портер пристегивает ключи к кожаному ремешку у себя на поясе. Потом внимательно изучает на моем лице бессмысленное выражение, которое я тут же пытаюсь скрыть.

– Я понимаю, это может показаться странным. Ты, вероятно, думаешь примерно так: Какого черта он меня сюда притащил, если мы и так с утра до вечера работаем в музее?

– Ничего я не думаю (разве что самую малость), мне всегда нравились музеи.

А вот это уже чистая правда.

– Тем утром, на фуникулере, ты сказала, что в будущем хотела бы работать в настоящем музее, – тихо произносит он, засовывая в карманы руки.

Я киваю, вдруг страшно смущаясь, что так много тогда ему рассказала, хотя меня и растрогал тот факт, что Портер ничего не забыл.

– Так или иначе, в программу сегодняшнего свидания это не входит. Нас ждут.

– Ждут… – в растерянности повторяю я.

– Пойдем.

Снаружи здание кажется совсем небольшим, и, когда мы направляемся мимо каменного кита к двери и Портер платит немного денег за вход, что здесь совсем не обязательно, уловка Доктора Кто не срабатывает и внутри тоже оказывается совсем не просторно. Зато в этом музее, залитом ярким светом, есть два яруса. Он битком набит экспонатами, хранящимися в стеклянных ящичках: чучелами животных и птиц, засушенными растениями, камнями и другими артефактами, собранными в Центральной Калифорнии. И хотя естественная история совсем не мой конек, здесь царит атмосфера старого школьного музея, на фоне которой в нее просто нельзя не влюбиться.

Да, в этих залах есть в чем покопаться.

– В детстве родители часто нас с Ланой сюда возили, – говорит Портер, когда мы проходим в главный зал и останавливаемся перед бурым медведем восьми футов ростом, который стоит на втором ярусе.

– Фантастика, – говорю я, вытягивая шею, чтобы заглянуть медведю в глаза; потом вдруг понимаю, как отвратительно звучат мои слова, и тут же добавляю: – Освещение просто удивительное.

Портеру явно приятно.

– В отличие от нашего «Погреба» здесь все настоящее. И экскурсоводы отличные, прекрасно знают свое дело… – Он бросает взгляд на свои часы сёрфера: – Мы приехали немного раньше, поэтому полчаса придется подождать. Этого вполне достаточно, чтобы бегло осмотреть всю экспозицию, если ты, конечно, не против.

– И кто же нас ждет через полчаса? – спрашиваю я.

– Скоро увидишь.

Он заводит свои буйные вихры за уши, его лицо принимает хитрое, возбужденное выражение, и на какое-то мгновение в моей душе поселяется паника – я боюсь оказаться в ситуации из категории тех, которые так обожает Джим Керри, когда королеву бала напрочь выводит из строя ведро вылитой на ее голову свинячьей крови. Я уже намереваюсь спросить его об этом напрямую, чтобы все окончательно прояснить, но Портер перебивает течение моих мыслей, навеянных фильмами ужасов: