Верой и правдой - [95]

— Я подобрал девочку на земле рядом с сожженной повозкой из разграбленного индейцами каравана, — сказал он. — Того самого, вместе с которым ты выехал из Миссури!

Лицо Хелберта гневно побагровело.

— Ты лжешь! — злобно заявил он. — Это неправда!

Джим не спешил хвататься за револьвер. Он не мигая смотрел на Хелберта.

— Тогда как же ты добрался сюда? Ты был в Индепенденсе, когда я уехал оттуда. Мимо нас не проехало ни одной повозки. Так что ты мог ехать только с тем караваном Болларда.

— Я не был в Индепенденсе вот уже два года! — выкрикнул Хелберт вне себя от негодования. — Ты, видать, совсем рехнулся, точно так же, как и твоя девчонка, будь она неладна!

— Довольно странно, — холодно проговорил Максуэлл. — По приезде сюда ты продал две винтовки, и у тебя завелось золотишко. Ребята говорили мне об этом караване; наверное, будет лучше посадить тебя под замок, а самим тем временем навести справки, был ты на самом деле в Индепенденсе или нет.

— Черта с два! — запальчиво выкрикнул Хелберт. — Я не изменник и в тюрьме сидеть не буду!

Джим Лондон неспешно шагнул вперед.

— Вот эти револьверы, Хелберт, принадлежали Джоунзу. Думаю, он бы порадовался, увидев тебя за решеткой. Ты навел индейцев на караван. Тебя уличили в воровстве, поймали за руку. Я узнал об этом от Бетти Джейн, а ребенок о таких вещах почем зря врать не будет. Она рассказала мне все, прежде чем мы пришли сюда. Так что в тюрьме тебе сидеть не придется. Ждать тебе нечего. У тебя есть единственный шанс — выхватить револьвер.

Хелберт изменился в лице. Он затравленно оглянулся по сторонам. Вокруг начала собираться толпа, но никто из горожан не вымолвил ни слова в его защиту. Все они против него, и он это знал. Внезапно он схватился за оружие, и тогда оба «прескотт-нэви» Джима Лондона мигом выскочили из кобуры, и тот, что находился в правой руке, громко и отрывисто рявкнул. Хелберт неуверенно отступил на два шага назад и упал ничком — над глазом у него зияла пробитая пулей дыра с синеватыми пороховыми краями.

— Чистая работа, — хмуро констатировал Боггс. — Меня уже давно грызли подозрения насчет этого парня. Он ведь палец о палец никогда не упарит, но зато всегда при деньгах.

— Останешься погостить? — спросил Максуэлл, глядя на Лондона.

— Нет, — тихо ответил Джим. — Меня ждет жена. Я не видел ее с шестьдесят первого.

— С шестьдесят первого? — недоверчиво переспросил Боггс. — А весточки-то хоть от нее ты получал?

— Она не знала, где я. И к тому же она совсем не умеет писать. — Он слегка покраснел. — Я тоже не умею. Только свое имя.

Люсиан Максуэлл отвел глаза, неловко кашлянув.

Затем он осторожно предложил:

— Может, тебе лучше остаться, сынок? Ведь столько времени прошло. Почти пять лет.

— Она ждет. — Он глядел на них, переводя взгляд с одного на другого. — Ведь была война. Меня забрали в армию, и я прошел ее всю, от звонка до звонка.

— А что будет с девочкой? — спросил Боггс.

— Думаю, к завтрашнему утру она отдохнет. Я возьму ее с собой. Ей нужен дом, и к тому же я чувствую себя в долгу перед ней вот за эту винтовку и револьверы. И еще, — он спокойно взглянул на них, — у меня в кармане лежат девятьсот долларов золотом и ассигнациями. Это ее. Я нашел их в дорожной сумке ее отца. — Он тихонько откашлялся. — Думаю, этого ей хватит, чтобы купить участок земли в тех местах, где мы сейчас живем, и к тому же там у нее будет дом, семья. Мы всегда хотели дочку. Когда я уезжал, моя жена, похоже, ждала ребенка, но не знаю, вышло ли из этого что-нибудь или нет…

Оба его собеседника молчали, и наконец Максуэлл произнес:

— Послушай, Лондон, ведь за это время твоя жена могла умереть. А может, она снова вышла замуж? В любом случае, она могла бы жить в одиночку на том вашем ранчо. Послушай доброго совета, оставь девочку у нас. Деньги возьми себе. Ты их честно заработал хотя бы уже тем, что привез ее сюда живой и здоровой. Ну пусть она останется, пока ты сам не определишься.

Лондон лишь покачал головой.

— Ты не понял меня, — терпеливо возразил он, — меня ждет моя Джейн. Она обещала ждать меня, а слов на ветер она не бросает.

— А где она живет? — полюбопытствовал Максуэлл.

— У нас ранчо на Норт-Форк. Хорошие пастбища, есть ручей и лес. Моя жена любит лес. Я выстроил хижину и навес. Мы собирались засеять примерно сорок акров пшеницей и, может быть, потом построить мельницу. — Взглянув на них, он чуть заметно улыбнулся. — Мой отец был мельником, и он всегда говорил мне, что хлеб людям будет нужен всегда и повсюду. Будешь печь хорошие караваи, повторял он, и станешь жить, не зная нужды. Он держал мельницу близ Орегонской тропы.

— Норт-Форк? — Боггс и Максуэлл переглянулись. — Так ведь пару лет назад по тем местам прошлись индейцы. Потом кое-кто из местных, правда, возвратился обратно. Но теперь там обосновался Билл Кетчем. Вместе с ним туда перекочевала и его шайка — таких же прощелыг, как он сам, они там все друг друга стоят. Люди говорят, что он промышляет конокрадством. И вообще, похоже, ничем не гнушается.

…Когда Джим выехал из-за поворота у ручья и увидел впереди старенький мостик, во рту у него пересохло, а сердце учащенно забилось. Он пустил коня шагом, придерживая рукой сидевшую впереди девочку. Этот мост он построил собственными руками. Затем его взгляд остановился на перилах. Их сколотили из древесины молодого тополя. Он же в своей работе использовал кедр. Кто-то чинил мост, и относительно недавно.