— Она говорила… вообще.
— Вообще?
— В сущности, только намекала…
Взгляд Сергея Ипполитовича пронизывал меня. Я замолчал, а у него не хватило смелости, что ли, расспросить меня. Он таким образом долго сидел и всё курил сигару, пока от неё не остался крошечный окурок.
Пот прошиб меня. Мне казалось, что дядя уже догадался, зачем я приехал, а я устал, и так упали мои нервы, что меня страшила скорая развязка всей этой передряги. Но и страстное любопытство шевелилось в моей душе, а потом проносилась мысль, что я сам себя обманываю, что ничего такого на самом деле нет, что я в крайне смешном положении. Когда позади меня раздался стук каблучков и шорох, я вздрогнул от радости — нашему томительному, неловкому молчанию наступил конец. Верочка подошла к нам, нарядная, в пёстром, кокетливом платье, с красной камелией в волосах.
— Садись, Верочка, сюда, между нами, — сказал дядя и слегка отодвинулся от меня, чтоб опростать место.
VII
Верочка повторила дядины вопросы о ***, и я должен был дать те же ответы. Верочка слегка зевнула, а дядя забарабанил по геридону.
— Пора бы обедать, — проговорил дядя.
Верочка встала и, подавив пуговку звонка у дверей, снова села возле меня, но так близко, что платьем накрыла мне руку.
— У нас, Саша, теперь всё шиворот-навыворот. Обедаем часом, а иногда и двумя позднее… Папа, сегодня на обед…
Она рассказала меню обеда: сама заказывала. Сергей Ипполитович полюбопытствовал, достанет ли на меня; это он сквозь зубы процедил. Затем разговор оборвался. Вообще я был лишний, я стеснял их.
Я подумал, не уйти ли. Но близость Верочки… но лёгкое прикосновение этого платья… Нет, я не мог двинуться и пошевелить рукой, потому что мне пришло вдруг в голову, что Верочка нарочно так села и сейчас потихоньку пожмёт мне руку. Я был как в чаду.
— А где же m-lle Эмма? — спросил я, хотя меня вовсе не интересовала эта деревянная особа, и вспомнил я о ней единственно из приличия.
— M-lle Эмма? — начала Верочка, обменявшись с дядей взглядом. — Она…
— Тут… у знакомых… У неё есть родные… — нехотя пояснил дядя.
Верочка умолкла и сидела потупившись.
— Значит, вы… вдвоём?
— Конечно, — совсем уж нехотя и даже пренебрежительно проговорил Сергей Ипполитович.
Верочка раскрыла веер и помахала им себе в лицо.
— Но ты, Верочка, скучаешь без m-lle Эммы?
— Не очень…
— Правда, в Петербурге некогда скучать… И притом же m-lle Эмма, вероятно, приезжает…
— Нет…
— Как нет: приезжает, — сказал дядя.
Верочка поправилась:
— Приезжает.
— Вот сегодня была, — продолжал дядя.
— Ах, да! Действительно, была! Подарила мне красных камелий! — воскликнула Верочка.
Руке моей было довольно неловко, но я всё ещё надеялся. Однако, надежде на этот раз не суждено было сбыться. Вошёл человек и объявил, что подан обед.
За обедом я ел мало — кусок не шёл в горло. Ревниво следил я за Верочкой и Сергеем Ипполитовичем. Она ни разу не посмотрела на него и была задумчива. Красивые глаза её устремлялись в неопределённую даль. Потом, вздрогнув, она принималась за прерванную еду. Сергей Ипполитович повязал на шею салфетку, и в его облике, с горбатым носом, с неподвижным багровым румянцем на скуле и чувственным, выцветшим глазом, в котором мерцала искра расчётливого купеческого ума, было что-то еврейское. Я страстно ненавидел его в эту минуту, хоть он делал самое невинное дело. Мне казалось, что он ест отвратительно, что манеры у него, несмотря на всё его джентльменство, гнусные, и я радовался, что не похож на него.
— Ты будешь жить с нами? — спросила Верочка. — Где ты остановился?
Я сказал.
— Ему с нами неудобно, — проговорил дядя, прихлёбывая из стакана красное вино.
Я с умыслом взглянул на дядю самым вопросительным взглядом. Он осушил стакан и любезно предложил мне вина.
— А мы сегодня, Саша, на бал едем, в собрание, — сообщила после обеда Верочка, идя рядом со мной. — Едем, едем! Ах, как весело танцевать, Саша! Послушай, новая полька!
Она подбежала к пианино.
— Polka Loris-Melikoff…
— Либеральная, мой друг, полька, — сказал дядя, глубоко садясь в кресло. — Ты будь внимателен!
Дядя был уже в том возрасте, когда спать после обеда составляет «вторую натуру». Он этому занятию всегда посвящал полчаса, и я рассчитывал, что мне удастся поговорить с Верочкой наедине.
Верочкины руки бегали по клавишам, я стоял поодаль, дядя курил и не думал идти спать. Такое необыкновенное поведение Сергея Ипполитовича сердило меня, и должно быть лицо моё было очень мрачно, потому что Верочка, мельком взглянув на меня, вдруг бросила играть и спросила:
— Ты нездоров, Саша? Что с тобою?
— Я совершенно здоров, — отвечал я.
— Ты как будто изменился… в лице…
— Ну, это временно… А вот ты, Верочка, изменилась основательнее.
Произнеся это, я сел на диванчик, обставленный драценами, так что Сергей Ипполитович не мог меня видеть; я закрыл лицо руками. Верочка смотрела в мою сторону долгим, вдумчивым взглядом. Потом она медленно подошла ко мне.
Молча стояла она, наклонив голову. В комнате было тихо. Только на улице не умолкал грохот экипажей, и от сотрясения мостовой чуть-чуть дрожал пол, и нежно звенел шар на лампе.
Послышалось храпение дяди. Верочка наклонилась ко мне, взяла за руки и прошептала:
