«Верный Вам Рамзай». Книга 1. Рихард Зорге и советская военная разведка в Японии 1933-1938 годы - [395]

Его знакомых я не знаю. Видела его несколько раз в обществе мужчин, неизвестных мне, одетых так же плохо, как он сам. Я никогда не видела его с иностранными журналистами или с немцами хорошей репутации. Неоднократно я указывала ему на необходимость лучше одеваться, но он находил это излишним.

Все эти мелочи создавали впечатление, что он не на высоте большевистской морали и не уважает свою работу. Он сказал мне, что германский военный атташе дает ему все нужные нам сведения…

Макса я видела у Р. несколько раз, и у меня создалось впечатление, что их отношения подобны отношениям крупного капиталиста-предпринимателя и мальчика на побегушках, с той лишь разницей, что они пили вместе. Я не знаю, что за предприятие ведет Макс, но он просил меня передать вам, что ему нужно для дела 20000 ам. долларов.

Тов. Густава я видела два раза и ничего о нем не знаю. Он мало говорил и выглядел молчаливо. Я видела несколько раз и его жену, но близко с ней не знакома.

Заключение

Я имела указание директора не писать много, а рассказывать о своих наблюдениях Рамзаю. Я была все время уверена, что если бы Рамзай побольше интересовался нашей работой, мы могли бы лучше использовать мои связи. Он всегда говорил, что очень занят и устал от всего этого, я же не вникала во все это, полагая, что у него действительно много работы. Я должна еще сказать, что перед отъездом из Москвы в 1936 г. Борович спросил меня о политической линии Рамзая, и я сообщила ему о правом уклоне Р. (выделено мной. — М.А.)».

17 декабря, уже будучи уволенной, за две недели до ареста, Айно Куусинен пишет письмо в последней попытке оправдаться и отвести от себя угрозу ареста:

«Начальнику 4-го Управления Генштаба РККА

Многоуважаемый товарищ!

Недавно мне сообщили, что я отстранен[а] (буква «а» — дописана от руки на машинописном документе, который представляет собой перевод заявления Ингрид. Здесь и далее в ряде мест мужской род перевода изменен на женский, однако далеко не везде — М.А.) от работы. Я привыкла не расспрашивать много, но этот вопрос ни днем, ни ночью не выходит у меня из головы.

Я не заслуживаю политического доверия?

Мне было бы ужасно мучительно перенести это, ибо моя совесть абсолютно чиста от каких-либо политических, организационных или дисциплинарных прегрешений. В моей жизни, вообще, нет ничего такого, о чем бы я не могла честно рассказать. Насколько я знаю, я могу сказать то же самое и о моем окружении, т. е. я имею ввиду людей, с которыми как раз имела дела и которые разоблачены как враги народа.

Как могла я потерять доверие моего аппарата и моей партии?

Недовольны результатами моей работы?

Это могло бы послужить причиной, ибо я и сама очень недовольна результатами моей деятельности. Это факт, который причиняет мне страдание. Я очень сурово критиковала самою себя. Прошу позволить мне откровенно изложить те трудности, с которыми мне пришлось встретиться.

В первый раз в 1934 году, когда я поехала на Дальний Восток тов. Авр.[Абрам] послал меня на 6 недель из Шанхая в Японию. По истечении этого времени я вернулась и доложила обо всех моих наблюдениях и знакомствах. Это было 10 января 1935 г. В марте он снова послал меня туда со следующими поручениями:

1) Подготовить все для того, чтобы можно было оставаться в Японии продолжительное время, но через 6 месяцев я должен встретиться с ним в Шанхае;

2) Я должна жить в Кобе с тем, чтобы иметь возможность находиться в постоянной связи с доктором Гино Нобили (в тексте: Dr. Gino Nobili. — М.А.), получать от него материал о крупном новом военно-химическом заводе. (Нобили был командирован Муссолини в Японию. Он находился в Кобе, имея у себя в кармане итальянские секретные сведения. В Кобе он сидел потому, что завод еще не был совсем готов.)

Начало моей работы было хорошее. Я выкрала у Нобиле секретную книжку, сфотографировала все страницы и поехал со съемками в Токио для встречи с одним шанхайским товарищем. В течение трех дней я ходила к месту встречи, однако товарищ не явился. Позднее я узнала о нашей катастрофе в Шанхае и поняла, что оборвалась связь. Через несколько дней я была отозван домой, и мне не оставалось ничего другого, как готовиться к этому возвращению домой, что также было нелегко, так как мои подготовительные работы в деле устройства там длительного моего пребывания зашли уже довольно далеко и сочла целесообразным осторожно ликвидировать всю эту подготовку. Как только можно быстро я уехала домой, захватив с собой фотографии.

Таким образом, закончился хорошо задуманный план, результаты моего старания оказались небольшими.

Второй раз (1936 г.) я был послана в Японию со следующими поручениями:

1. Завязать знакомство с офицерами штаба, с целью получения мобилизационного плана и других важных документов;

2. Тщательно подготовить легализацию с тем, чтобы получить возможность оставаться там в течение ряда лет;

3. Постепенно войти в курс работы Рамзая (____________), чтобы в случае его отъезда смочь выполнять его задачи.

Подготовка к легализации уже в Европе во всех отношениях хорошо продвигалась вперед. То же самое было и с изданием моей книги, сперва, правда, это дело встретило на своем пути большие препятствия, но под конец оно было осуществлено блестяще. Легальность на месте и моя там настолько упрочились, что, по моему мнению, в этом отношении нельзя было желать лучшего. Следовательно, первые условия для работы были созданы. Путем моих связей я могла многое видеть, слышать и делать важные наблюдения. Сердце мое горело желанием развивать мою работу дальше, в моей голове родились все новые и новые планы.