Верный слуга Алексея Михайловича. Две жизни Симеона Полоцкого - [9]
Когда писались эти строки, в столице Швеции решался злободневный вопрос: с кем начать войну — с Польшей или с Россией? Король Карл X Густав, согласно поговорке «с паршивой овцы хоть шерсти клок», принял решение сразиться с обескровленной Речью Посполитой. С Алексеем Михайловичем король вступил в бесплодную переписку и получил отповедь: мол, вот Бог, а вот порог (т.е. завоевания русского оружия), за который король шведский не должен переступать, если желает остаться в мире с Москвою.
«Гладко было на бумаге…», если бы Януш Радзивилл[35], признав после падения Вильны верховенство России, не переметнулся к шведам, а те, используя благоприятную обстановку, вторглись в Великое княжество Литовское, и треть русских завоеваний[36] оказалась под пятой скандинавских конкистадоров. Ко всему прочему, в руки доверенных лиц царя Алексея Михайловича попали копии документов с сепаратных соглашений Швеции и Польши о совместных действиях против России.
«Многие неправды», чинимые шведами в отношении государства Российского, подвигли Алексея Михайловича вновь прибегнуть к силе оружия. Не суть, как называют ту войну, Русско-шведской или Ливонской, но, забегая вперед, скажем, что ход ее сложился неудачно. И вовсе не потому, что Алексей Михайлович почивал на лаврах и относился к неприятелю пренебрежительно. Русское войско изрядно устало от бесконечных баталий и было разбросано на огромном пространстве.
5 июля 1656 года царь в сопровождении большой свиты въехал в Полоцк. Горожане встречали его возле Борисоглебского монастыря. Игнатий Иевлиевич произносил приветствие вдохновенно и с явным волнением:
«Мы же у нас ныне, видяще пресветлое лице твоего царского величества во граде сем, прежде ни от ково же никогда же зде зримое, что речем?.. Яко зелень желает на источники водные, сице Россия от многа времени желает тебе солнца праведного, свет истинной веры возсиявающе… Мы же рабы твои зело радуемся о силе, тебе свыше данной, молим Бога в Троице Святой единого… глаголяще: Господи, спаси Царя… и даруй ему до конца победу на враги и супостаты».
Иезуиты, униаты и прочая католическая братия, словно крысы, запрятались в свои щели, а вот люд православный полоцкий высыпал на Соборную площадь. Еще бы! В кои-то веки самодержца российского вот так запросто еще придется видывать.
Затих многоголосый колокольный перезвон. И хор, состоящий из монахов и братчиков, грянул здравицу: «Многая лета».
Торжественная встреча льстила самолюбию Алексея Михайловича, но полной неожиданностью для него стало похвальное слово. Глаголил его дородный монах. У царя невольно появились на глазах слезы.
Первые строфы подхватили отроки:
Мы оставляем за пределами нашего повествования, когда и при каких обстоятельствах впервые появилось словосочетание «Белая Русь», однако и пройти мимо многообразия исторических мерок было бы несправедливо.
В 1910 году в Вильно вышла книга В.Ю. Ластовского «Кароткая гiсторыя Беларусi, которая началась, как полагал автор, «ад першых часоў да уцёку Полацкiх князеў у Лiтву (1129 год)»[37]. К моменту прибытия царя Алексея Михайловича, т.е. более чем через пять веков с обозначенного действа, в глазах автора русско-белорусское кровное братство выглядело так: «Тем временем ближайшее знакомство (русского царя и его окружения. — Б. К.) показало всю разницу родных, однако несхожих от веков культур, белорусской и московской. При этом стало ясно, что белорусы и москвичи разнятся во всем, даже в самой вере православной. Для Москвы белорусы не были русским народом, а только “Литвой”… и что сотворила белорусская культурная работа, что было своим для белорусов, москвичи считали литовским или польским, “латинствующим” — не русским».
В действительности в Полоцке, который находился в приграничье и не единожды становился яблоком раздора между Польшей и Россией, существовало довольно-таки пестрое смешение культур и верований. Простой человек, оказавшийся в тенетах такого бытия, пребывал в растерянности и стоял перед непростым выбором, к кому примкнуть: к униатам, доминиканцам, базилианам или православным.
Твердыни православия в Полоцке — Спасоевфросиниевский женский монастырь, Бельчицкий мужской монастырь, Богоявленский мужской монастырь — подвергались необузданному натиску со всех сторон, и потому появление в братской школе дидаскала Симеона создало небывалый прецедент. В схоластических спорах с иноверцами пальма первенства неизменно доставалась наставнику братчиков, а уж когда звучали его вирши и декламации, слушатели испытывали неизменный восторг.
Десять дней длилось пребывание царя Алексея Михайловича в Полоцке. Набожный и Тишайший царь любил задушевную беседу, рассказы богомольцев, да и сам был не лишен поэтического дара. Но тут его поджидал сюрприз. Театрализованное действо, сценарий и стихи к которому написал монах Симеон, называлось «Метры на пришествие во град отчистый Полоцк пресветлого благочестивого и христолюбивого государя царя и великого князя Алексия Михайловича, всея Великия и Малыя и Белыя России самодержцы из иных царств, и князств, и государств обладателя от отроков, знайдуючихся во училище при церкве святых Богоявлених монастыря брацкого полоцкого мовеные при привитаню пресветлого его царского величества. А наготованные през господинов отцов и братию тое-иж святой обители в лето от создания мира 7164, а от воплощения Божьего слова 1656 месяца июля, 5 дня». В этом году в титуле российского монарха появились поименования «государя Полоцкого и Мстиславского».
