Верняк - [7]

Когда я втискивался в пиджак, Шейх Фрйзули заметил мою амуницию и выступающую рукоятку и сказал:

– Вижу, вы берете с собой оружие. Это необходимо, мистер Скотт?

– Я беру его нечасто. Без него порой не обойтись. А таскать его с собой постоянно – это уже чересчур.

Я подошел к двери. Файзули следовал за мной.

– Вы будете в своем отеле? – спросил я.

– Да, большей частью.

– О'кей. Буду поддерживать с вами связь, Шейх.

– О, еще одно, сэр. Мелочь, но все же...

Моя рука уже лежала на дверной ручке.

– Да?

Он тихо рассмеялся.

– Может быть, я впал в излишний лиризм, когда описывал вам неотразимые прелести моих жен?

– Да, этот женский пасьянс, разложенный умелой рукой, впечатляет. Действительно, вы были порой излишне лиричны. И что же?

– Пожалуйста, мистер Скотт, пусть мои пламенные речи и все описания прекрасных жен не ударят вам в голову, как игристое вино. В голову или... куда-либо еще. Ведь это естественно, когда представляешь себе сладостные и сочные лепестки их губ...

– Гм-гм. Ну еще бы! Воображения у меня на это хватит.

– Как гладки и податливы их белые, подобные слоновой кости бедра...

– Я понял, Шейх! Не надо вдалбливать мне это в голову!

– Видите ли, это был с моей стороны прием. Шутливый, но верный способ заставить вас заинтересоваться моим затруднением. Я искушал вас, чтобы побудить к действию. Но... поймите меня правильно, я не желал бы, чтобы вы впали в соблазн иного рода. – Он помолчал. – Вы мудрый человек. Конечно, вы понимаете, что такое – пагубная страсть, и сумеете ей противостоять.

– Прекрасно понимаю! Так, говорите, я мудрый человек? Уверяю вас, когда я спешу, то становлюсь еще мудрее. Очень скоро я, возможно, стану таким блестящим детективом, что буду светиться даже среди бела дня.

Он снова улыбался.

– С моей стороны было жестоко дразнить вас таким количеством жен, не так ли?

– Ну да, вы покачивали ими перед моим носом, как гроздью бананов. Но я не назвал бы вас жестоким. Во всяком случае, вслух. Может быть, хитрым и чересчур темпераментным. Но...

– Но ведь вы понимаете, какова цель, мистер Скотт? Эта цель оправдывает все средства. Как бы иначе я сумел вызвать в вас столь живой интерес?

Я ничего не ответил. Возможно, зря. А может, наоборот: иногда молчание – золото.

Оценив мои колебания, Шейх Файзули улыбнулся бледной бескровной улыбкой и сказал:

– Мгновенное понимание – привилегия избранных. Но, отвлекаясь от перлов моей философической мысли, надеюсь, вы согласитесь, что и шейх имеет право на небольшую шутку?

Но я не собирался разменивать золотой слиток моего молчания.

Мы молча вышли из номера, вместе спустились по лестнице в вестибюль. «Спартанца».

Мой автомобиль был припаркован напротив отеля, через дорогу. За ним, моим голубым, как яйцо малиновки, «кадиллаком», я мог видеть зелень тщательно ухоженной территории Уилшир-Кантри.

Мы остановились в дверях «Спартанца». Прежде чем шагнуть на тротуар, я сказал Шейху Файзули:

– Позвоню через час или два, что бы ни случилось.

– Прекрасно, – ответил он. – И поверьте, я не забуду вашей помощи. Благодарю вас, мистер Скотт.

– Пока не за что, Шейх. До свидания.

Я начал переходить улицу.

И в этот момент меня подстрелили.

Один выстрел последовал за другим. Стреляли прицельно.

Я не подумал, что убит, а раз так, то вполне резонно было предположить, что я в самом деле жив. Я сознавал, что лечу на землю, – отчасти потому, что услышал глухой стук падения и почувствовал, как в тело впилась пуля, отчасти из-за того, что дернулся, пытаясь двинуться дальше – боком, в сторону и вниз, – и все это одновременно. И я понял, что упал, когда моя голова откинулась назад и со всего маху ударилась о черный асфальт улицы.

В меня и раньше стреляли и даже чуть не убили. Я понимал, что не очень сильно ранен, скорее только задет. Стрелявший хотел, должно быть, оскорбить меня и унизить, верной моей погибели он не добивался. Хотя кто знает? Тем более в первые секунды после падения.

Я был в шоке. Потом ощутил острый холодок страха и растущее недоумение. Но боли не было, просто тупо ныл затылок, которым я крепко приложился об асфальт. Мне было плохо, и сначала я мог думать только об этом. Но сквозь подступающую дурноту в мозгу огненными буквами начали высвечиваться уже знакомые мне слова: «Я знал это».

Знал, когда связался в этими печально взирающими на меня неудачниками, этими меланхоликами! С поникшей Одри и мрачным Джиппи. Уже тогда я почувствовал, что со мной непременно случится что-то ужасное. А может быть, дело было не в них. Может, причина была совсем в другом, в том, что обозначалось одним коротким словом «фатум». Рок. Что-то ужасное, предназначенное только мне, неотвратимо маячило впереди. «Видишь? – сказал я себе, лежа в собственной крови на улице Россмор. – Ты уже и рассуждаешь, как эти неудачники. Думаешь, как Джиппи... И как Одри... Из-за которой и с которой это все началось».

Да, Одри... Все это началось с Одри.

Глава 3

Первым признаком того, что где-то в огромном мире существует Одри Уилфер, было не ее лицо или голос. О ее присутствии на земле меня известило легкое «тук-тук-тук».

В то теплое октябрьское утро я сидел, откинувшись на спинку вращающегося стула, лицом к большому и, как и я, основательно побитому бюро красного дерева. Глядя на это бюро, отделанное дубленой козлиной кожей, я мрачно размышлял о своей последней милашке, этой глупышке Кронетт. Она была орешком, который мог раскусить кто угодно, не обязательно детектив.