Вернуться в сказку - [248]

Глаза его были полны гнева, ярости. Что он знал? Что заставляло его так волноваться? Анидизиус чувствует, что ему становится страшно — неужели, его самые страшные кошмары начинают сбываться? Неужели, грядёт что-то ещё более ужасное, нежели та война, в которой погибли миллионы вампиров? Неужели, в скором времени может произойти что-то хуже этого?

Анидизиус смотрит на дверь, за которой скрылась его малютка Риман, его старший ребёнок. Он боится, что та весть, которую принёс Вэлэриу Грацеда, перевернёт всю его жизнь, разрушит всё то, чего Тироширфер смог добиться, разрушит всё то благополучие, всё то счастье… Вампир совсем не хочет этого! Он столько лет пытался выстроить это всё! Он столько лет старался, растил детей, устраивал свою жизнь в Мэйрифэлии, и это всё для того, чтобы дать каким-то глупым обстоятельствам всё в один миг разрушить? Тогда, получается, всё было напрасно?

— Я достал твоим жене и детям дом в Уриолане, — произносит старый вампир, — они поедут туда и будут жить там. Я не знаю, что за тучи сгущаются над нами, но я не хочу позволять из-за этого погибать женщинам и детям.

* * *

Люди всегда пытаются цепляться за что-то, ради чего они смогут жить, пытаются ухватиться за эту ниточку, отделяющую жизнь от смерти, пытаются найти смысл, то, ради чего им стоило бы жить. Кто-то цепляется за семью, кто-то — за любовь, кто-то — за власть, кто-то — за богов, кто-то — за саму жизнь… Но когда все идеалы рушатся на глазах, когда не остаётся ничего? Когда не остаётся ничего — ни семьи, ни любви, ни власти, ни богов… Когда не остаётся в жизни ничего, за что можно было бы зацепиться, за что можно было бы схватиться, удержаться, чтобы не упасть в бездну… Только пустота… Только страх… Только боль…

Тогда человек начинает искать что-то ещё или сдаётся. Когда человек ещё что-то ищет, ещё на что-то надеется, ещё живёт ради чего-то (иногда это бывает даже месть, желание заставить кого-то страдать так же сильно, как страдал когда-то сам человек) он может жить, но когда он сдаётся — гибель для него неизбежна.

Есть ли в жизни что-то, что может помочь — помочь сражаться, верить, ждать, надеяться? Есть ли что-то, что заставит выжить даже тогда, когда будет казаться, что жить уже не стоит? Есть ли что-то, что может изменить всё — в один момент; так, чтобы снова появилась надежда, чтобы появилось чувство, что ещё можно что-то изменить, сделать лучше…

Ответы на эти вопросы стоит искать издалека…

Его звали Джим Блюменстрост, ему было уже пятьдесят шесть лет, и он сидел в своём высоком удобном тёмно-красном кресле, что находилось прямо напротив камина, и читал «Rountawn News», известную Анреймскую газету, где публиковались не только политические новости, но и различные заметки об искусстве — музыке, живописи, театре. Джиму нравилась эта газета. В дождливую и холодную погоду он обыкновенно старался не выходить на улицу. А сегодня был именно такой день — холодный, дождливый. Словом — ужасный. Разве могла природа придумать что-то хуже таких дней?! Спина и ноги его ныли в эти дни. Ныли и болели так страшно, что он не пожелал бы такой участи даже самому страшному своему врагу. Болезнь эта досталась ему по наследству от покойницы-матери и теперь отравляла ему жизнь. Жизнь в небольшом поместьице на окраине небольшого городка давала Джиму возможность хотя бы не выходить в такую погоду на улицу, а сидеть дома. Но ноги и спина, всё равно, болели слишком сильно. Джим почти не мог встать с кресла. Поместьице было тихим, его почти никто никогда не беспокоил… Только он, только его камин, только его рукописи и рисунки… И тишина. День за днём. Ничто не прерывало размеренного хода его жизни. Разве не о такой жизни мечтал всегда Джим, будучи ещё совсем молодым? О такой. О книгах, которые он обязательно напишет, о музыке, которую он будет слушать, о том, как он будет сидеть вот в этом самом кресле, обнимая Элис… Об Элис… Он думал о ней всегда, он мечтал о ней всегда. Только о ней одной. Долгие годы одиночества лишь мысли о ней хоть как-то грели ему душу. Казалось — вот стоит она, в своём когда-то малиновом, а теперь тускло-розовом платьице, укрытая серым пуховым платком. Стоит и прижимает ладонь к сердцу. И смотрит на него. Грустно-грустно. Так, как могла смотреть только она. Никогда Джим не сможет забыть этого взгляда её карих глаз… А потом она вздыхает. И слёзы катятся по её бледному лицу…

Что-то заставляет его подняться с так горячо любимого им кресла. Превозмогая страшную боль в ногах и во всём теле, Блюменстрост встал, подошёл к окну. Там лил дождь. Как же он не любил такую погоду! Недолго думая, Джим, всё же, выходит на улицу, подходит к ящику для писем… Зачем? Обычно ему редко кто-либо пишет. Лишь на большие праздники он может найти в почтовом ящике парочку писем. Сегодня нет никакого праздника. Но почему-то что-то подсказывает Джиму, что сегодня всё будет иначе, всё будет по-другому. Блюменстрост тянет руку, нащупывает что-то на дне ящика. Так и есть. Там лежат три письма. Недолго думая, Джим направляется обратно к дому. Уже там он раскладывает конверты на столе.