Вернуться в сказку - [210]

— Ba chóir go mbeadh aon duine a fháil amach ó retribution, — шепчет она тихо, закрывая за собой двери в комнату короля. — Gach tuairisceán olc.

Голос ведьмы, нашёптывающей проклятья, страшен. И должен быть страшен. Страшен ещё и потому, что смертный приговор кому-то она подписывает спокойно, не колебаясь более, слишком спокойно, как палач, уносящий очередную жизнь в обитель смерти, как судья, который зачитывает смертный приговор… В глазах колдуньи смешиваются тьма и свет, словно душа её соединяется с тем духом силы, про который рассказывают маленьким волшебникам в сказках. Голос ведьмы слишком пугающий для любого слуги, что проходит мимо. Джулия слишком бледна сейчас, но это не мешает ей быть спокойной. Тонкие белые руки её согнуты сейчас в локтях, а ладони их соприкасаются друг с другом, холодное белое свечение играет на её красивых длинных пальцах и отражается в камне перстня.

Теодор, выбежавший за сестрой, слышит это заклинание и вздрагивает. Кого его сестра могла проклясть так? Если тот человек был магом, это проклятье означало для него смерть, медленную и мучительную, настолько страшную, что ему проще было бы убить себя сразу. А Джулия очень сильная ведьма, сам граф Траонт не раз на своей шкуре сумел это испытать, хотя сестра ни разу не пыталась испытать на нём проклятье такого рода.

Когда-то давно Теодор видел действие этого заклинания. Это было самое ужасное воспоминание в его жизни — крики того несчастного мага были слышны, казалось, за несколько километров. Он так кричал… И плакал. И просил убить его. Руки мага уже не слушались, магия покидала его. Он выплёвывал даже не кровь, а кровь с кусками чего-то. Теодор тогда просто не мог смотреть на это. И он никогда не думал, что когда-нибудь вновь услышит, как кого-то проклинают этим заклинанием…

— Кого ты прокляла, сестра? — спрашивает мужчина дрожащим голосом. — Кого?! И почему…

Джулия оборачивается резко и строго смотрит на брата. Её губы если и подрагивают, то совсем чуть-чуть, леди Траонт умеет держать себя в руках куда лучше Теодора, она ни раз доказывала это. Она была старше, сильнее, умнее. Наверное, она сама твердила себе это ночами когда-то. Когда жила в бедности и едва сводила концы с концами. Сейчас же в её силе и уме не стал бы сомневаться никто. И уж Тео тем более. Она сама любила звать его Тео. Почему же сейчас Теодор был бы даже не против такого бессовестного сокращения его имени?

— Никто не должен уйти от справедливого возмездия, — тихо произносит женщина. — Всё зло возвращается.

Голос леди Траонт, не по годам звонкий и чистый, кажется графу невыносимым, он никогда не любил её голос и сейчас малейшее, невиннейшее её слово возбуждало в нём бурю эмоций, которые он так старался в себе подавить. Сестра была той, до кого он всегда хотел дотянуться. Она была той, кто мог подавать пример. Почти идеальной. И из-за этого «почти» она была ещё более недосягаемой, более необыкновенной. Не будь Джулия его сестрой, Теодор бы обязательно женился бы на ней. Обязательно…

Но сейчас что-то в ней очень пугает его. В который раз он шепчет сам себе, что бояться ему не пристало, он уже не маленький мальчик, он мужчина, важное лицо при дворе, человек, которого следует уважать… Он не должен бояться её. Она — всего лишь женщина. Вроде так говорил его отец про неё? Какой бы умной и сильной она не была — она останется женщиной, а, следовательно, останется слабее. Только вот Джулия была, всё равно, сильнее его, Теодора, сильнее Генриха, сильнее их отца. В этом граф Траонт был готов поклясться.

* * *

По-настоящему понимать, что происходит, начинаешь только тогда, когда что-то действительно важное уже случилось. Так случилось и с Эриком Картером, племянником некой казнённой королевы Аделаиды.

Эрик ужасно перепугался за Паула, когда тому внезапно стало плохо. Совсем внезапно. Ещё бы — его друг, хоть и не отличался хорошим здоровьем, слабым здоровьем тоже не отличался и от припадков, подобным этому, не страдал. Ещё страшнее Картеру было от того, что лучше чернокнижнику не становилось, он периодически приходил в себя, но ему было слишком плохо. Кровь порой шла у него горлом, у него был жар и его било в лихорадке. Эрик не знал, как помочь другу, и от этого ему было страшнее всего. Маг почти метался на кровати, ему было ужасно больно, пожалуй, во всём теле не было ни одного места, которое не было бы поражено этой внезапно нахлынувшей болезнью.

Болезнь ли это вообще? Парень не знает этого. Что бы там ни было, друга ему слишком жаль. Такой уставший и больной Паул был слишком необычным и странным, а оттого, ещё более пугал. Что такое могло произойти? Эрик пытается вспомнить, но на ум ничего не приходит. К тому же, если сейчас чернокнижника потревожить, он обрушит на голову неудавшегося революционера поток наставлений. И не помешает ему даже нынешнее состояние здоровье.

В комнате слишком жарко, Эрик Картер затопил печь, чтобы Паулу не стало хуже, но, видимо, и лучше тому не стало. Паул не просил о помощи, если бы просил, Эрику было бы куда проще, но чернокнижник был слишком горд для этого, так что, неудавшийся революционер не знал даже, что ему поделать.