Вернуться домой - [33]

Было понятно, что люди впервые на нашем кладбище… Мы с главой семейства шли немного впереди остальной группы и разговаривали, а пара с детьми и стариком немного отстали. Посетители крутили головами, читая надписи на надгробьях, тихо переговаривались. Мой спутник рассказал мне, что о смерти Николая они узнали от нотариуса и сразу поспешили в Париж. Но никаких подробностей и обстоятельств смерти Николая юрист им не мог сообщить. А для их семьи очень важно знать о Николае как можно больше, они все очень многим обязаны ему. Сын, служивший с Николаем несколько лет, обязан ему жизнью. Николай спас его в одном из боев. Он, отец, до гроба будет помнить это. Будет всегда помнить и то, что именно Николай впоследствии сумел встряхнуть, вывести его сына-инвалида из глубочайшей депрессии, вернул к нормальной жизни. В результате чего сын женился на прекрасной женщине, которая уже давно любила его сына и отчаялась уже услышать о взаимных чувствах от молодого человека. Рассказал, что Николай был свидетелем на свадьбе, а когда родился первенец, сын дал ему имя Николя. А вот уже второй малыш получил имя деда. Мужчина быстро обернулся и, заговорщически наклонившись ко мне, тихо добавил: «И слава Богу, они, кажется, не думают на этом останавливаться. Признаюсь вам, я очень жду внучку. Разве это все не счастье? А если бы не Николай, было бы оно возможно? Теперь возьмем нашего Артура, я представил его вам как друга семьи. На самом же деле он для нас давно уже член семьи, он наш старикан — еще меня нянчил. Ему уже хорошо за восемьдесят, но после всех радостных событий он приободрился и сейчас даже хорохорится и обещает дожить до того дня, когда встретит маленького Николя на пороге нашего дома после первого урока в колледже. И этими счастливыми годами Артур тоже обязан Николаю, — как бы подводя черту, закончил так: — Теперь вы знаете, кем был Николай для нашей семьи. Хотелось бы услышать от вас как можно больше о нем и как случилось несчастье».

Ну и что мне ему рассказывать? В то время мы и сами о Николае знали мизер. Пришел когда-то к нам человек, назвался Николаем, попросил любую работу на кладбище. Сам о себе ничего не рассказывал, мы к нему в душу не лезли, но понимали: что-то не так. Мается душа у парня, грех работой замаливает. Не торопили, думали, что сам все расскажет о себе, покается. Но видишь, как все вышло — не успел, видно. Вон какое письмо оставил.

Правда, о процедуре похорон я главе семейства рассказал все подробно. Вот с подобными разговорами мы и подошли к могилке. Остановились, помню, у той лавочки, где вы только что курили. Когда подошли отставшие, показал им на одну из свежих могилок с временным деревянным крестом, снабженным табличкой, и веночком на холмике. Они направились туда, а я присел на лавочку. Наблюдать за этой встречей было тяжело.

Женщина положила цветы на холмик и отошла к мужчинам. Они стояли рядком: мужчины — положив руки друг другу на плечи. Мне показалось, что таким образом поддерживали парня, стоявшего в центре. В отличие от всех, он не просто плакал, он рыдал, как ребенок. Его жена подхватила на руки детей и вернулась ко мне на лавочку, достала платок и начала промокать им покрасневшие глаза, тихо шепча что-то. Слышались слова молитвы. А в это время парень уже сидел прямо на земле у могильного холмика, гладил его и говорил, говорил. Затем мужчины помогли ему подняться с земли, и они направились к лавочке. Пожилые сидели, вытирая платками лица. Молодой отошел чуть в сторону. Курил, не отрывая взгляда от холмика.

В обратный путь отправились тем же порядком. Я с отцом парня впереди, остальные — чуть отстав от нас. Мужчина заговорил первым. Извиняясь, сказал, что плохо знает христианские обычаи в такие моменты, а уж православные тем более. Попросил меня: «Будьте так добры, подскажите нам, что надо сделать дальше по церковным правилам».

Объяснил ему, что сейчас мы пройдем в храм, где им надо поставить свечки за упокой души Николая. Затем они могут заказать службу, которую мы отслужим завтра. Потом, уже дома, на сороковой день они это могут повторить все в своем храме, а вот на годовщину смерти желательно, чтобы они приехали сюда еще раз. К этому дню на могиле уже будут установлены надгробие и плита. Внимательно слушая меня, он все кивал головой, повторяя: «Да, да, конечно, мы все сделаем».

Встрепенулся, когда я завел разговор о надгробии, обращаясь ко мне, сказал: «Мы очень хотим, чтобы у Николая было достойное надгробие. Я понимаю, что это стоит приличных денег, поэтому готов взять все затраты на себя».

Пришлось рассказать ему о той части завещания, что касалась нашего храма. Объяснив, что часть денег этого наследства и пойдет на могилу Николая. Так что в деньгах на это дело мы не испытываем нужды. После этого он спросил только единственное: «Какого цвета будет надгробие? Как и у большинства здесь — светлого?» Я подтвердил: «Да, светлого мрамора».

Повернувшись ко мне, дьяк спросил:

— Вы обратили внимание на вазу белого каррарского мрамора под цветы возле плиты на надгробии?

Я кивнул. И он пояснил:

— В первую годовщину Николая ее привезла и установила эта французская семья.