Вернуться, чтобы вернуть - [23]
— Мы поняли! Можешь не продолжать. Зрители жаждут зрелищ! Жаждущие желают рассказ! Одна просьба, и это она обсуждается, — дождалась кивка и от одной, и от другой, тогда продолжила, — очень прошу по ходу ничего ни спрашивать и не перебивать. Леля, да не сопи ты! Пойми, это невероятно трудно, больно и грязно, поэтому раньше не рассказала, думаю и сейчас легче не будет!
— Тогда, может, пока не стоит? Мы подождем. — осторожно заметила Настя, а Леля кивнула. Не ожидали они такого всплеска эмоций, такой тоски и злости в голосе, от прячущей свои чувства и эмоции Дианы.
— Нет. Сейчас или никогда! Да, и мне совет нужен. Насть, убери пока пиццу в духовку, чтобы не остыла, я пока не буду. — дождалась пока вернется, обвела их глазами, вздохнула, для проформы, и начала.
Выложила абсолютно все, без утайки, до самых незначительных деталей, все чувства, эмоции, слухи, собственные мысли и выводы. Это оказалось трудно. Невероятно сложно! Вспоминать — это одно, а обличать мысли, чувства и воспоминания в слова — тяжело. На некоторых моментов голос пропадал совсем, на некоторых переходила на шёпот, а иногда и слезы, тройные, девчонки плакали со мной. Если в начале Леля сидела на кресле, подобрав ноги под себя, а Настя лежала на животе на диване, то к концу мы втроем сидели на полу треугольником. Нет, не получилось из меня Оле-Лкойе, с веселой сказкой на ночь. Когда прозвучали последние слова и стихли всхлипы, воцарилась тишина.
Подняла голову, посмотрела на девчонок, Леля сидит с закрытыми глазами, Настя… Есть у Насти дурная привычка одна: когда она сильно волнуется или глубоко задумывается, начинает закапывается пальцами в волосы и запутывает их так, что потом нужно стать ювелиром чтоб распутать весь этот колтун.
— Настя, хватит волосы драть! Это же безобразие! И кто их расчёсывать будет? Ну что? — не могу я слушать молчание. Не могу!
— Как грустно! — всхлипнула опять Настя. — Так паршиво я давно себя не чувствовала!
— Да. Всё так. И даже более того, грязно и противно, но я же пережила. Так что не парься. — моя нарочитая весёлость ни на кого не произвела впечатление, посмотрели на меня как на огурец с рогами, чудо, которое хочется размазать по стенке.
— Грустно другое, Настя, что эта пакость мелкая нам ничего не сказала. Спрашивается почему? — начала заводиться Леля, — Неужели думала, что мы тебя осудим, или хуже того, отвернемся, бросим на произвол судьбы? Ты так посчитала, да? — под конец она почти визжала.
— Лель, убавь звук, пожалуйста. Ничего я такого не думала, не настолько я цинник, что бы считать что друзей не бывает. Друзья есть, — невесело усмехнулась я, — Мне ли об этом не знать. И, на будущее, если я ниже вас ростом, еще не значит что я мелкая. — попыхтеть и обидится для вида, что ли. Неохота.
— То есть против "пакости" ты ничего не имеешь? — уточнила моя брюнетистая ехидна, — Ладно… — многообещающе так замолчала, — Ах ты, пакость крупная! Да за каким… ты от нас всё скрыло? П…..! — перевела дух. Эх, давно не пели дыхалка плохо работает. — Так лучше.
— Как скажете, Ваше Высочество. — с больными и буйными надо разговаривать осторожно, во всем соглашаться, — Только ты поосторожнее с труднопроизносимыми и новыми для тебя словами, а то вон морщинки новые появятся. Не надо бить меня по голове!
— А что мне помешает? — раз появились шипящие звуки, значит Лелея в бешенстве, — Или может быть кто?
— Не надо, Лель! У меня крестец ломаный, ты же знаешь.
— При чем здесь, твоя ломаная попа!
— Крестец, это ещё не попа. А бить нельзя, потому что в организме всё взаимосвязано. Скажи ей, Насть, ты же дохтур!
— Я сейчас скажу! Я сейчас каждой из вас такое скажу! Ты! — тычок мне в грудь, — Ты и так всё про себя знаешь! Но я тебя в какой-то степени понимаю, не знаю как бы сама поступила в подобной ситуации. А ты! — тычок Леле в грудь. Не сдулась, значит "а ля натурель". — Ну что ты так завелась!? Вспомни когда тебе десять было, как Филе с и его друзьям по губам заехала когда они матерились, а сама. Хотела показать, что знаешь? Так мы в курсе, в одних компаниях тусуемся! Но произношение все-таки хромает, с непривычки. Надо бы тебе со знатоками пообщаться, потренироваться. — Леля только открыла рот для ответа, — Не вздумай! Это было не разрешение! — рот Лели сразу же захлопнулся.
Вот это разошлась честь и совесть нашей банды. Уважаю. Сидела спокойненько, расчесывалась, наше препирательства слушала, и на тебе, выдала. В тихом омуте Хабаровой горгона водится, иначе что это мы застыли, даже глазами не хлопаем.
— Я одного не понимаю, как ты пережила первые дни? Ты сильная, но в первые несколько дней после потрясения впадаешь в прострацию, во время которой можно наделать много всякого.
— А я и не одна была, — тихо ей отвечаю, — а ступор в тот раз побил все рекорды, на неделю затянулся.
— Филипп. — Настя не спрашивает, констатирует факт. Я киваю. — Понятно.
— Это конечно лучше, чем ничего. Но почему ОН, а не МЫ? — ох Леля, Леля! Что ж тебе неймется то?
— Слушай, нам хоть и было по 19–20 лет, мы были еще такими соплюхами, только что игры и увлечения у нас были взрослыми. По сути, если откинуть все замашки, навароты, опеку Фила, чего бы мы стоили, что смогли бы сделать сами? Да ни хрена! На первом же повороте бы попали по самое не балуйся! Что бы вы мне сказали, приди я к вам с задержкой на пять дней? А могли бы объяснить всё это дерьмо с мужской точки зрения? Вы попросите как-нибудь Фила рассказать, много чего интересного узнаете и о себе, и о братьях наших меньших (читай — мужчинах). Мы конечно с вами насмотрелись фильмов ток-шоу, начитались книжек, подслушивали Филиных друзей, но всё это забывается напрочь, когда гребаные чувства накатывают в жизни. Да и не идут собственные ощущения ни в какое сравнение с книжными, киношными или чужой похвальбой, приправленной большой дозой вранья. У тебя к тому времени был опыт сексуальных отношений, а Леля? А у тебя, Настя? Хотя, о чем это я? Нас же всегда конвоировала стайка парней, ревностно соблюдающих свои обязанности и отгоняя ухажеров. Мы трое были тогда полный ноль, главное слово здесь "ПОЛНЫЙ". Так что не надо ставить вопрос ребром! Чем он лучше, чем мы хуже! Абсурд какой! Просто Фил нашел меня в той гостинице и помог, а потом мне понадобилось одиночество. И не вы виноваты, что я им увлеклась! — уф, выговорилась.
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Отказаться от опасной правды и вернуться к своей пустой и спокойной жизни или дойти до конца, измениться и найти свой собственный путь — перед таким выбором оказался гражданин Винсент Кейл после того, как в своё противостояние его втянули Скрижали — люди, разыскивающие психоконструкторов, способных менять реальность силой мысли.
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
Порой, для того чтобы выжить — необходимо стать монстром… Только вот обратившись в него однажды — возможно ли потом вновь стать человеком? Тогда Андрей еще даже и не догадывался о том, что ввязавшись по просьбе друга в небольшую авантюру, сулившую им обоим неплохие деньги, он вдруг окажется втянут в круговорот событий, исход которых предопределит судьбу всего человечества…
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.