Вернуться, чтобы уйти - [83]

— Завтра утром я улетаю, так что вечером мне нужно быть в семье — прощальный ужин и все такое… А до вечера я вся твоя.

— А как же прощальная ночь с безутешным супругом? Сил-то хватит на всех?

— Мальчуган, на свете есть вещи, недоступные твоему пониманию. — Потоцкая просто не соизволила обратить внимание на его колкости. — Ты где? Только не вздумай объявить, что у тебя срочные дела. Я — твое главное дело. Так, значит, план такой. — Потоцкая резко перешла на деловой тон: — Сначала обедаем где-нибудь по-быстрому, а потом прямо к тебе.

Вот так с ней всегда — все рассчитано и расписано по минутам. Не только своя жизнь, но и чужие.

— Я сейчас подберу тебя.

— Звучит оскорбительно.

— А ты будь выше этого, мальчуган. Будь гордым и высоким.

— О господи, что тебя сегодня так несет?

— Давно не виделись. Я вся в предвкушении. Просто потеряла голову! Кстати, где ты сейчас?

— На Сухаревке.

— Ты гений, мальчуган!

— Чего так?

— Потому что я сворачиваю на Сретенку, и через две минуты мы уже вместе. Думай, куда пойдем обедать…

Потоцкая действительно подкатила через несколько минут. Максим любил смотреть на нее в машине. Они были созданы друг для друга. Большинство людей, садясь за руль, буквально меняются. У многих лезут наружу комплексы и склонности к преступлению. Образ же Потоцкой за рулем обретал черты совершенства и законченности. В отличие от других женщин, она держала руки на верхней части руля. Обычно так водят автомобиль люди с развитой фантазией, интеллектуальным вкусом, веселым характером, уверенностью в себе и любящие при необходимости поспорить. Иногда ее руки напоминали классическое положение — стрелки, стоящие на «без десяти два». Иногда она вытягивала их вперед, насколько это возможно, с силой упираясь спиной в подушку кресла. В движении этом было что-то порочное и весьма сексуальное.

А как она выходила из машины! А как в нее погружалась…

Уже через несколько минут они сидели в китайском ресторане среди огромных аквариумов, в одном из которых лениво плавала одинокая пятнистая мурена, тело которой извивалось, как флаг на ветру, и вкушали карпа в кисло-сладком соусе. Потоцкая ела с таким удовольствием, будто ее перед этим долго морили голодом.

— А ты что невесел, мальчуган? — оторвавшись от карпа, вдруг участливо спросила она. — Что ты голову повесил?

— Так, рассказ Чехова вспомнил…

— И какой?

— Неважно.

— Ну, смотри… Какой-то ты таинственный нынче…

Анна Юрьевна Потоцкая… Анетта…

Первая студенческая любовь. После какой-то дурацкой ссоры она назло ему вышла замуж за офицера-разведчика — правда, менять свою чудную фамилию и становиться госпожой Панюшкиной отказалась — и уехала с мужем в Америку. Там она родила сына, училась на каких-то курсах чуть ли не в Стэнфорде, стала профессиональным политологом, специалистом по утверждению демократии на постсоветском пространстве. По возвращении в Москву ее муж сразу ушел из органов, видимо, сыграла роль экзотическая в его кругах карьера жены. А расторопная и беззастенчивая Анетта тем временем стала сначала вторым, а потом и первым человеком в российском отделении одного из самых серьезных западных фондов.

Ему она позвонила сама сразу после их возвращения и предложила увидеться.

Произошла странная встреча. Они о чем-то бессмысленно говорили и больше всего боялись коснуться друг друга. Понимали: первое же прикосновение — и сразу станет ясно, осталось ли все по-прежнему или они уже чужие. Прикосновение состоялось, и сразу выяснилось, что ничего не изменилось. Максиму хорошо запомнилось, как его рука не узнала тонкую талию Анетты, — она вдруг оказалась ощутимо раздавшейся вширь. Последствия родов, сообразил он потом.

Анетта вернулась в жизнь Максима совершенно по-хозяйски, ничуть не сомневаясь в своем праве устроить между ними все так, как ей нравится. Потоцкая от природы была наделена врожденным инстинктом власти. Стремление властвовать было смыслом ее жизни. Это занятие никогда ей не надоедало. И дело было не в масштабах власти, она не претендовала на какие-то особые политические и административные высоты, хотя и делала стремительную карьеру. Просто распоряжаться окружающими, помыкать ими, разводить и сводить по собственному усмотрению было ее предназначением в этом мире, без этого она не могла. Такой вот она уродилась…

Кстати, Максим никогда не звал ее Аней, Анькой или, прости господи, Анютой! Как-то сразу придумалось — Анетта.

Какую выволочку она устроила, когда узнала, что он ушел из прокуратуры! «Ты хоть понимаешь, какую карьеру мог сделать при таком отце. Отец — замгенпрокурора!» — зло выговаривала она. А когда он стал что-то объяснять, только рукой махнула: «Наверное, ты думаешь, что мне все нравится из того, чем я занимаюсь? Далеко не все, мальчуган, но я уже взрослая тетя и понимаю, что можно делать, а что нельзя. Есть вещи, которые надо терпеть, и взрослый человек их терпит. А ты, как пацан! Попробовал, не получилось — убежал… Что поделаешь, мальчуган, будем ждать, когда ты повзрослеешь и станешь настоящим мужчиной, который зарабатывает деньги и имеет власть. Но ты должен помнить — человек, которого я люблю, не может быть лузером. Это исключено. Мне этого моя шляхетская гордость не позволяет!..»