Вернуться, чтобы уйти - [60]

Агеносова какое-то время молчала, устремив невидящий взгляд прямо перед собой. Наконец довольно спокойно сказала:

— Я так и знала, что когда-нибудь все выплывет наружу. Я говорила ему, что надо заканчивать.

— Кому?

— Чельцову.

— Значит — Чельцов? А кто еще?

— Не знаю, молодой человек, не знаю. Я действительно была только передаточным звеном. А с кем он еще вел дела — понятия не имею. Да и не хочу я ничего знать. Я могу идти? Или…

— Можете, конечно. Только не надо ему сообщать о нашем разговоре. Пусть все идет так, как и шло.

— Мне все равно.

Агеносова пошла в сторону метро, а он смотрел ей вслед. Вдруг она остановилась, резко развернулась и подошла к Жогину. Но садиться не стала.

— Я бы только хотела, чтобы вы знали одну вещь. Про бедных девочек. Их никто не принуждал. Понимаете. Их никто не заставлял, им не выкручивали руки, не угрожали… Они хотели этого сами.

Похоже, она давно хотела выложить все это кому-нибудь:

— Одним деньги были нужны, другим приключений хотелось, красивой жизни… Они что, не знали, что так называемые эскорт-услуги зачастую оборачиваются проституцией? Знали. Им это нравилось. К Даше Трубич очередь стояла, умоляли взять в дело. Если бы все было иначе, Чельцов давно бы лавочку прикрыл. Но они все шли и шли.

— И вам их было не жаль?

— Мне? Их?.. Вы же их видели.

Агеносова вдруг осеклась, словно задохнувшись, махнула рукой и медленно пошла прочь.

«Ничто нас в жизни не сможет вышибить из седла. Такая поговорка у майора была…» Эти слова из давнего советского стихотворения как нельзя лучше подходили к майору Бурову. Но Жогину удалось невозможное. Он смотрел на застывшее лицо Виталика и понимал, как тому тяжело.

— Паш, и как я это скажу дяде Коле? Про Дашу? Что она…

Буров длинно, замысловато выругался. Смотреть на растерянного Виталика было даже как-то странно.

— Ну, во-первых, мы еще не знаем точно, что было на самом деле. Буров криво усмехнулся.

— Паша, это правда. Я чувствую. И ты сам это понимаешь. Эх, дядя Коля!..

— Виталя, помнишь наше последнее дело?

— Какое?

— Там сын убил мать и отца из-за квартиры… Хотелось жить отдельно с молодой женой. Он их, спящих, забил гантелью.

— Ну, помню, а при чем тут это?

— Там была его бабушка — мать убитой. На суде, хотя все было доказано, она сказала, что все это неправда, ее внука оклеветали, этого просто не могло быть. Она просто отказалась верить в то, что ее внук убил ее дочь. Потому что с этим нельзя жить.

— Ты это к чему?

— Дядя Коля тоже имеет право не верить в то, что было с Дашей.

Буров прошелся по кабинету, сокрушенно качая головой.

— Нет, он не такой, он не сможет.

— А ты ему помоги.

— В смысле? — не понял Виталий.

— Ему можно сказать, что есть сомнения, что доказательств прямых нет… Он уцепится за это. Это будет то, что называется святой ложью.

Некоторое время Буров обдумывал услышанное. Надо сказать, психологические тонкости и тайны подсознания — не его профиль. Виталий был специалистом в других областях. Наконец он мотнул головой и жестко сказал:

— Все равно надо найти тех, кто это сделал. Найти и наказать. Пора брать этого гада Чельцова и колоть.

— Не спеши, — попытался успокоить его Жогин. — Я не думаю, что Чельцов способен убирать людей, тем более собственных студенток.

— Что ты хочешь сказать?

— Кто-то за ним стоит. Надо искать этих злодеев.

Господин Чельцов был в институте персоной весьма заметной. Появившись в должности преподавателя, очень быстро выдвинулся на первые роли, убедил ректора в необходимости специально под него создать должность проректора по международным связям и очень скоро замкнул на себя всю деятельность с зарубежными партнерами и фирмами. Поездки за рубеж, гранты, стажировки — все было в его руках. Перед ним заискивали, его благосклонности искали как преподаватели, так и студенты.

Жогин подумал, что стоило бы перед походом к Чельцову поговорить о нем с Апраксиной. Подумал, а потом понял, что на самом-то деле вовсе не Чельцов его интересует, что это все только предлог, повод, чтобы увидеть ее, что-то сказать и услышать в ответ… В общем, все было ясно — эта женщина его зацепила, его к ней тянет. Насколько сильно, еще предстоит разобраться.

Разговор с Апраксиной получился какой-то рваный, скомканный и не то чтобы бесполезный, но и мало что открывший. Ну да, Чельцов в последние годы превратился в весьма значительную фигуру, ректор попал под его влияние, но это объяснимо — институт постоянно нуждается в средствах, и именно Чельцов их приносит. С ним связаны проекты, спонсоры, связи с заграницей. Сам Чельцов, конечно, личность малоприятная, но не до отвращения, мог быть и куда хуже, ему бы все равно все простилось.

Апраксина выглядела рассеянной, все время отводила глаза и, судя по всему, была занята какими-то своими проблемами. Будь Жогин помоложе, он мог бы и обидеться, расстроиться, но опыт общения с женщинами подсказывал ему другое объяснение — она прислушивается к себе, тоже пытается понять, что между ними происходит, складывается, движется или ничего нет и быть не может. В принципе женщине достаточно пары минут, чтобы понять — с этим человеком у нее может случиться все… А еще она не хочет, чтобы он догадался, о чем она про себя думает.