Вернусь, когда ручьи побегут - [41]
Натурально сбежала с «проезжим корнетом». В роли корнета выступил не то саксофонист, не то трубач из ресторанного оркестра, при котором она пела. Любовники скитались по стране, и перед тем как Алла разрешилась сыном – он теперь в Израиле живет, – лабух растворился в туманной дали вместе со своей дудкой и Аллиным золотишком. Она вернулась в Питер и снова замаячила в отцовской жизни: не столько хотела обратно, сколько деться ей было некуда, бедствовала жутко. Впервые поинтересовалась дочерью. Отец твердо сказал, что для дочери она умерла навсегда (в этом месте Симочка знобко поежилась). Она согласилась: так, наверное, лучше. Отец время от времени помогал ей деньгами. Вскоре нашла нового мужа. Женщина была красивая, цыганистого типа, говорила, правда, что молдаванка («я – не цыганка, я – молдаванка»), впрочем, наверняка врала: врала она постоянно, дерзко, артистично, глядя прямо в глаза, не удосуживаясь даже запоминать собственные фантазии и выстраивать их в какое-то подобие логического ряда. За два с половиной года совместной жизни отец так ничего толком и не узнал о жене. Впоследствии мужья сменялись довольно часто, только Богу известно, сколько их было, от одного из них родилась девочка, но умерла в младенчестве. Последний супруг, Фима, инженер с завода спортивного инвентаря, задержался надолго – видно, годы берут свое – с ним Алла родила еще одного сына, когда ей уже было за сорок.
– Вот, собственно, и весь сюжет. – Отец вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб и шею. Налил себе коньяку и махом выпил. – Я понимаю, тебе нелегко это услышать…
– Ты любил ее? – чужим, сдавленным голосом спросила Серафима.
– Как ненормальный. Так что ты – плод любви, – он криво усмехнулся, – по крайней мере – моей.
В коридоре, у самой двери, вкрадчиво скрипнула половица паркета. Отец напрягся, прислушиваясь. Тотчас послышались приглушенные удаляющиеся шаги. Отец сразу обмяк в кресле и стал похож на напуганное крупное животное.
– Симоша, – совсем тихо, почти шепотом сказал он, – ты все-таки сходи к ней.
Сима молча кивнула. Он оторвал листок перекидного календаря на письменном столе, написал адрес и телефон.
– Как ее фамилия? – спросила Сима.
– Фридман, Алла Романовна.
Когда отец подавал Симе пальто в прихожей, она все никак не могла попасть в рукава.
– А чай? А кекс? – преувеличенно громко воскликнула Людмила Николаевна, появившись в конце коридора. Отец зыркнул на жену, и она, поймав его взгляд, ретировалась, не произнеся ни звука. Он протянул руку, чтобы погладить Симочку по голове, но она уклонилась от его ладони, дернула язычок дверного замка, распахнула дверь на лестницу. Держась за перила, стала торопливо спускаться вниз.
– Ты звони, Симоша, не пропадай, пожалуйста, – крикнул ей вслед отец и закашлялся.
Сима не ответила: сдерживалась из последних сил, чтобы не разрыдаться.
Неприбранная, противная себе, слоняюсь по квартире без смысла. Встаю поздно.
В момент пробуждения волна черной тоски окатывает с головы до ног. Через силу вытаскиваю себя из постели. Надо пережить еще один день и перетащить себя через перевал ночи в следующий. Тяготит семья. Тяготит свое отсутствие в собственной жизни. Тяготят друзья. Только Надя не тяготит. Перед ней можно, не стыдясь, раскрыть душу и заглянуть в бездну, где горит без передышки адский пламень. Разум сражается с сердцем. Разум приказывает: «Нет!» Сердце умоляет: «Да!» Битва, которой тысячи человеческих лет!
Мысли, не зная отдыха, крутятся вокруг единственного предмета. Я думаю о природе той силы, которая на беду повязала меня с Муратом. Честно пытаюсь отодрать от себя эти липкие мысли – не думать, не перемалывать снова одно и то же, отвлечься, переключить внимание, занять руки немудреными бытовыми хлопотами, – но они шныряют неподалеку, подкарауливают, сплачиваются и, улучив момент, набрасываются, впиваются, как ненасытные лярвы. Про лярв недавно прочитала в книжке про паранормальные явления.
Лярвы – мыслеобразы, порожденные страстными желаниями, навязчивыми идеями. Набрав необходимую силу, они отрываются от человека и начинают существовать самостоятельно, требуя постоянной подпитки. Жрать они хотят. Самая любимая их пища – страдание от неутоленного желания: чем оно сильнее, тем изысканней вкус, тем выше калорийность. Человек становится их рабом. Попытки волевой борьбы с тварями – методом отсечения или прижигания «каленым железом» – приводят к прямо противоположному результату: их усилия ожесточаются, умножаются, и вместо одного беса, натурально, появляются несколько новых, свеженьких, голодных, с горящими глазами. Я пытаюсь отбиться. Вспоминаю все самое плохое, жалкое, слабое в Мурате, – чтобы унизить, посрамить его, а затем с легким сердцем выкинуть ничтожного вон из своей жизни и запереть дверь на засов. Но чем добросовестнее я распаляю себя, тем более неподвластным, неуязвимым, недосягаемым и от того еще более притягательным становится его образ. Будто моя злость очищает его. Снаряды, запущенные во врага, возвращаются обратно с силой маятника, чтобы разрушить меня саму. (Нельзя, нельзя думать о человеке плохо!
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.
Удачливая бизнес-леди садится за руль и мчится в ночной лес. Заехав вглубь, не глуша мотора, затыкает выхлопную трубу, закрывает окна, двери…Это не больно. Тихая сладкая смерть. Она здорово придумала!Вдруг свет фар — прямо в глаза. Кого принесло в такое время? Зачем?В автомобиле за деревьями незнакомая женщина глотает горстями таблетки, чтобы… тоже?Так они встретились. Теперь им вместе предстоит пережить крах прошлой жизни, предательство любимых мужей, боль, стыд, нищету. И не просто пережить — отомстить…
После взрывов жилых домов в конце 90-х обычная московская семья решает уехать за границу. Бежит от страха, от нестабильности, от зыбкости и ощущения Межсезонья – неустроенности, чувства, что нигде нет тебе места. Бежит по трудной дороге, которая ведет вовсе не туда, куда хотели попасть сначала. Старый мир рассыпается, из Вены Европа видится совсем другой, чем представлялась когда-то. То, что казалось незыблемым – семья, – идет трещинами, шатается, а иногда кажется, что вот-вот исчезнет навсегда, будто ее и не было.