Верность памяти - [13]

Она незаметно вышла из школы и направилась искать возчика.

7

В купе воцарилась тишина. Лишь колеса монотонно отстукивали километры. Попутчики понимали, что не следует касаться темы восстания, что у каждого из них с ним связано что — то очень памятное, волнующее вопреки их воле даже двадцать восемь лет спустя.

Мария старалась не смотреть на лицо полковника, но уйти от своих мыслей не могла. Если бы Милан остался жив, он сейчас тоже был бы полковником или даже генералом. И сидел бы напротив нее. Они бы молчали, а он сжимал бы ее руки в своих крепких горячих ладонях. Она горько улыбнулась, потому что впервые за многие годы подумала о том, что постоянно вспоминает того, прежнего Милана, каким он сохранился в ее памяти. А как бы он выглядел сегодня?

Сейчас он, вероятно, весил бы не меньше центнера, а может, и больше. Его лоб — боже, как она боялась, что лиловая жилка, пульсировавшая у него на виске всякий раз, когда он волновался, неожиданно лопнет! — уже густо избороздили бы морщины. Его добрые и ласковые руки давно огрубели бы, а мужественный баритон приобрел стальные нотки, как у сидящего напротив нее полковника. Но изгиб губ утратил бы прежнюю жесткость.

Теперь Милан был бы уже в запасе, ведь он на шесть лет старше ее. Он наверняка был бы полковником или генералом запаса…

* * *

«В молодости она, вероятно, была красива как картинка, — думал Гавлик, переводя взгляд с балканских домиков с плоскими крышами на небольшие стада овец, но видел лишь лицо своей собеседницы. — Светлые волосы, очевидно, были еще светлее. Кожа по — прежнему белая и нежная, и серые глаза прекрасно контрастируют с ней. Вот только намечающийся двойной подбородок — явный признак прожитых лет. Она, кажется, говорила о том, что замужем, что у нее дети, а фигура почти девичья — никаких накоплений, не в пример многим моим сверстницам. Можно представить, какой она была в молодости…»

Он поймал себя на мысли, что смотрит на нее слишком пристально, и строго приказал себе: «Ну, хватит думать о женщинах…»

То, что должно было произойти, то произошло. Совместная жизнь с Ольгой казалась ему теперь чем — то очень нереальным. Ольга появилась на его горизонте как раз в тот момент, когда он, новоиспеченный надпоручик, чувствовал себя так, будто ему принадлежит весь мир, и был готов немедленно вить семейное гнездышко. И вот его семейная жизнь обернулась миражем. Нет, он больше не попадется на удочку ни таким, как Ольга, ни таким, как Нина…

При мысли о дочери его взгляд стал серьезным. Развод отца Нина одобрила и сразу встала на его сторону. Она понимала, что мать, по натуре женщина властолюбивая, присвоившая себе право распоряжаться не только зарплатой мужа, но и его поступками и даже мыслями, действовала не лучшим образом, и потому поддержала отца.

Жена же настолько уверовала в покорность мужа, что не считала нужным что — либо скрывать. Когда через год после событий 1968 года его повысили в звании и на погонах у него появилась третья звезда, Ольга с удовлетворением заявила:

— Видишь, как вовремя я тебе посоветовала держать язык за зубами и идти в ногу со всеми. Ты поступил очень умно, последовав моему совету, и теперь у тебя три звезды…

Он, как всегда, промолчал, хотя надо было осадить жену. Ему вообще было очень стыдно, что почти два десятилетия какая — то чужая женщина распоряжалась им, как вещью — как безвкусной люстрой, висевшей в их комнате, или как фарфоровыми борзыми и оленями, стоявшими в их горке… Надо было воспротивиться этому, возмутиться, но, очевидно, он просто обленился. Позволил, чтобы его купили.

Ольга работала в домоуправлении, и работа ей очень нравилась прежде всего тем, что позволяла козырять званием мужа и своим положением. А вообще ее интересовало только домашнее хозяйство. Она постоянно наводила чистоту в квартире, следила за тем, чтобы белье приятно пахло, а булочки к паштету были обязательно подогреты. Он платил за заботу и комфорт тем, что, избегая ссор, молчаливо соглашался с принимаемыми ею решениями, выслушивал ее с приветливым и внимательным выражением лица, по существу, не вникая в те пустячные проблемы, которые ее волновали…

По — настоящему взбунтовался он, когда Ольга похвалила его за осмотрительное поведение, благодаря чему он не вылетел из армии, как некоторые соседи по дому, проявившие в сложный для республики период удивительную слепоту и нерасчетливость. Ее слова, ее покровительственный тон переполнили чашу терпения. Правда, он объяснил ей, что поступил так, руководствуясь своими убеждениями и представлениями о чести, а не осмотрительностью или какими — либо расчетами, что, таким образом, третья звезда — это награда за то, что руководители республики и товарищи могут быть уверены: пока штабом дивизии руководит подполковник Гавлик, партийную организацию возглавляет подполковник Козина, танки дивизии не выйдут на пражские улицы поддерживать всякий крикливый сброд. Однако после этого разговора их семейная жизнь окончательно разладилась…

Ольга неистовствовала подобно тигрице. Он несказанно удивился, подсчитав, сколько разных писем и заявлений написала она, борясь за свое благополучие, и положение в обществе, которое она создавала, используя его имя, Нина оставалась с ним до тех пор, пока ей не пришлось впервые приготовить себе завтрак. Сам Гавлик уже много лет дома не завтракал, потому что его рабочий день начинался чуть свет. Еще больше дочь пожалела о том, что мать ушла, когда понадобилось постирать белье. Обдумав положение, она заявила отцу, что придется найти приходящую прислугу.