Верность - [14]
Я помолчал, а потом сказал:
– Извини, можно нескромный вопрос?
– А чего и нет. Давай.
– Так ты так и не женился?
– Нет.
– И даже ни одной женщины у тебя не было?
– Нет. После Марты никого. И не будет больше никогда. Потому что она дала жизнь моему сыну. Вот как его найти? Надеюсь, мы встретимся.
Я ещё долго не мог заснуть, спустился к Кубани. Она всё так же текла, неслась к морю. То затихала, то шуршала, то булькала. Лягушки перестали квакать. Иногда какая-то птица кричала в темноте. Мне не спалось. То ли от алкоголя, то ли от рассказа Контуженого. Я подошёл к краю и стал смотреть, как рыба кормится. Большая ночная бабочка упала на воду, обжёгшись. В это время то ли карп, то ли сазан схватил эту бабочку. Та ещё секунду била крылышками, пытаясь взлететь, но ушла под воду.
На следующий день я поднялся рано, но рыбачить мне не хотелось. Снова пошёл к берегу. Подъехал Пётр Васильевич:
– Почему не рыбачишь?
– Да не знаю. Настроения нет.
– Да, настроение это дело такое, наживное.
– А вы что так рано приехали?
– Мне нужно кое-что посмотреть, проверить. Понимаешь, какое дело, народ жестокий, обозлённый. Да и не мудрено, сколько лет живём в нищете, в недостатке, во вранье. Так что люди очерствели, да что там говорить, иногда ошибаешься в людях… Вот в прошлом году случай был. Приехали два вполне достойных, интеллигентных молодых человека, попросили порыбачить. Я их пустил, домик им предоставил и через несколько часов заехал посмотреть. Так что вы думаете? Электроудочкой стали они в маточники бить! Ох, какое их счастье было, что я ружьё не взял, я бы пристрелил их, честное слово! Электроудочкой в маточник? Это тех рыбок, которых я выращивал для потомства! Не знаю, как я их не убил. Я схватил шест, одного ударил по голове, второго ударил по спине. Хорошо, охранники были, подскочили, скрутили меня. Я бы их убил, честное слово. Вы представляете, как можно было испортить весь маточник? Мне пришлось спустить воду, продать и вновь заниматься маточниками. Потому что после электроудочки рыба уже не может дать потомство. А сколько молодняка погибло! Зачем им это надо было? Попросили бы, я бы дал им рыбы столько, сколько им нужно, зачем губить?.. Давай чайку выпьем.
Он принёс готовый чайник опять с таким же ароматным отваром, как накануне, и я с удовольствием выпил две кружки.
– Хочешь, пойдём на Кубань порыбачим? Есть очень хорошие места. Возьми свой спиннинг. Мы обязательно на него сома поймаем.
Я взял спиннинг, мы вышли к Кубани. Прошли метров пятьдесят и оказались у чудесной заводи.
– На вот, блесенку одень.
Я понял, что ему хочется мой спиннинг забросить. Я одел блесенку, застегнул карабинчик:
– Я не знаю этих мест. На, побросай ты.
У него загорелись глаза, он бережно взял спиннинг, посмотрел катушку, кольца, не перекручен ли шнур. Потрогал катушку. Спокойно размахнулся, забросил и стал медленно вести. Вдруг рывок, довольно сильный. Но Пётр Васильевич – опытный рыбак – он был к этому готов и стал умело выводить.
– Что там?
– Сом.
Сом оказался небольшой, по его меркам – это сомёнок. Где-то около четырёх килограмм. Подвёл к заводи, я спустился, зашёл в воду и, схватив рыбу за жабры, вытащил на берег.
Больше мы не стали ловить, пришли к домикам.
– Хочешь, оставайся, – предложил он мне.
– Да нет, мне пора.
Я пообещал ему, что вернусь.
– Как хочешь. Приезжай в любое время.
Я подарил ему спиннинг. Пётр Васильевич был явно обрадован. Он бережно принял его из моих рук, и в тот момент я, наконец, понял, что этот спиннинг для него значил… Это была ниточка, связавшая его с родиной его сына. Я подумал: пусть эта связь окрепнет, пусть ему повезёт, пусть он встретится со своим сыном и с Мартой. Мне так хотелось, чтобы это сбылось…
В тот год я больше не виделся с Петром Васильевичем. Не знаю, удалось ли ему съездить в Германию, удалось ли отыскать свою семью. Часто холодными питерскими вечерами я возвращаюсь мысленно на берег Кубани, где мы пьём ароматный чай и беседуем с Контуженым о жизни, и тогда мне снова хочется взять билет на поезд или сесть за руль, чтобы порыбачить на прудах «Контуженого», узнать продолжение его истории.
На Кубани
Сегодня мы с братом не поехали на рыбалку. До этого мы два дня, сразу по приезде, провели на прудах. Это на правой стороне Кубани. Там много сейчас частных прудов, которые раньше были общественными. Теперь их администрация сдаёт в аренду. Также предприниматели обустраивают другие водоёмы для разведения рыбы.
Обычно делают так: в балках ставят плотину и собирают паводковые воды. Или же, если есть какая-то небольшая речушка, то сооружают плотинку, шлюзовые затворы. Запускают малька, подкармливают и следят, чтобы не погибли. А осенью, когда вырастают, естественно, продают.
Некоторые используют пруды для того, чтобы рыбакам-любителям предоставить возможность порыбачить и отдохнуть. В последнее время я замечаю, что те, кто серьёзно занимаются разведением рыбы, не разрешают рыбакам на арендованных прудах ловить. Я как-то разговаривал с одним из арендаторов.
– Да что, это вначале, когда у нас не было оборотных средств, каждая копейка нам нужна была. Малька закупить, корм, известь для дезинфицирования пруда. А любители-рыбаки… Понимаете, низкая у нас ещё культура: приедут, напьются, бутылок набросают. Хорошо ещё, если просто на берегу оставят, а то побьют бутылки и в пруды бросят. В общем, не очень приглядная картина после них остаётся. Мы уже пытались и урны отдельно поставить, и просим, и предупреждаем. Всё равно, знаете ли. Проще не пускать. Если есть возможность не пускать – не пускаем. Объясняем, что не приспособлено.
…Наша «методика» подействовала уже на третий день. Она шла к своему месту мягкими шагами, выпрямив спину и подняв голову. Она была… прекрасна! От вопросительного знака не осталось и следа. Она не упустила ничего из того, что мы с Артёмом подмечали. Уже через неделю все мужчины вокруг обращали на неё внимание. Волосы её теперь были распущены. Оказалось, что и они у неё очень красивые…
Автор в рассказах повествует о людях и судьбах. Почти все рассказы начинаются на рыбалке у костра, где сама природа способствует желанию человека раскрыться и рассказать о самом сокровенном. В трагических судьбах героев видишь благородство, мужество, любовь и верность. Читателю порою может показаться, что это он сидит у костра и переживает случившиеся события: иногда печальные, иногда трогательные, а иногда и несправедливые. Но в них всегда есть надежда. Надежда на то, что всё было не зря. Надежда на собственных детей, на то, что их не коснётся жуткое Эхо Войны, и не будет больше боёв, которые в мирное время снятся и не дают покоя.
Она сидела напротив меня, закусив нижнюю губу, немного прищурив свои зеленые глаза.– Я хочу попросить вас об одном одолжении.– Если это в моих силах…– Я уверена, что в ваших. Мне это очень важно. Дело в том, что сегодня здесь, у меня в кафе, собираются мои друзья. Не совсем, правда, друзья, потому что в бизнесе друзей нет – есть конкуренты. Просто собирается публика, которая знает, что я ездила в Питер, они будут интересоваться, где я была и что видела. А я была там, где никому не посоветую побывать…– Извините, это Петербург, наш город, культурная столица, как ее называют…– Не надо мне говорить о культуре.
Вдруг я услышал позади себя какой-то шелест. Я обернулся и заметил в кустах рыжего кота. Он сидел и смотрел на меня издалека, боясь вступить на пирс. Я стал звать его, но он никак не реагировал. Тогда я взял удочку с тонкой леской, нацепил опарыша, развёл приманку в ведёрке, выплеснул в воду и забросил. Мне показалось, что как только крючок с опарышем коснулся воды, произошла поклёвка, я достал из воды уклейку и бросил коту. Уклейка упала на пирс и стала прыгать. Кот насторожился, присел, но не шёл, внимательно наблюдая за мной.
…А занималась Марина восточными единоборствами. В то время это было не так уж и легко. Не было ни тренеров, ни литературы… Её отец, инженер, часто выезжал в командировки за границу и оттуда по её просьбе привозил учебную литературу по восточным единоборствам. Были у них и свои сообщества. До тех пор, пока не было объявлено по всей стране, что отныне занятия восточными единоборствами запрещены, а за нарушение этого закона – уголовная ответственность. Но Марина не бросила заниматься. Она просто стала тренироваться там, где за этим не следили, где это не контролировалось – в спортзале тюрьмы…
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.