Верность - [6]

Сидя в кругу трепетного желтого света среди недоверчивых, равнодушных людей, Бейка изо всех сил старался придумать: что делать? с чего начать? что сказать?

Целых три дня он пробыл в районе и как мог подробно разобрался в делах колхоза. Он убедился, что положение катастрофично. Какие нужны слова, чтобы убедить этих людей в том, что все можно повернуть по-иному, что во всех бедах виноват не колхоз, а руководители, которые завели его в тупик? Что сказать, чтобы растормошить людей, вырвать их из оцепенения, пробудить в них желание засучить рукава и начать все сначала? Без уверенности в своих силах и шага не сделаешь к будущему.

«Может быть, я иду на риск, может быть, я не вправе бросаться обещаниями? Но надо же как-то добиться, чтобы в умах людей возникло реальное представление о плодах своего труда, чтобы рассеялось это страшное равнодушие!»

И новый председатель сказал:

— Я уверен, что в будущем году нам удастся платить до двух рублей на трудодень. Семнадцать копеек и два рубля — ведь это разница, не правда ли? И это только первый шаг, товарищи… Первый шаг!

Он надеялся, что его слова по крайней мере вызовут интерес. Но ничего не изменилось. Только несколько человек повернулось к столу, а откуда-то из темноты протяжный мужской голос довольно громко, так, что было слышно на все помещение, сказал:

— Еще подкинь! Побольше посули!

Юрису кровь бросилась в голову.

— Вы, товарищи, думаете, что здесь торги идут? Торговать уже нечем. Все расторговано, — не без раздражения заговорил секретарь райкома.

— Мы тут ни при чем! — сипло ответил кто-то.

Какая-то женщина злорадно воскликнула:

— При чем или ни при чем, а отвечай!

— Как бы ни было, а отвечать, как видите, приходится всем, — продолжал Гулбис, стараясь говорить спокойно. — Видно, мы миндальничали в свое время, допуская такие безобразия. Но ничего еще не потеряно. Партия учит нас…

— Старый председатель тоже партейный был, — перебила его на полуслове та же женщина. И, видимо, ободренная собственной смелостью, уже чуть ли не с издевкой закончила вполголоса: — Видно, хорошо все-таки в партии быть!

Наступила тишина, в которой не слышно было даже дыхания. Только шипела керосиновая лампа. И, опередив секретаря, который собирался было встать, Юрис вскочил и, мучительно подыскивая слова, воскликнул:

— По-вашему… негодяи, которые пролезают в партию с подлыми намерениями… коммунисты? Ну, нет! Ваш Мачулис в партии числился, но коммунистом не был. И его выгнали. Так рано или поздно выгонят всех таких, как он! — Юрис смотрел в упор на эту женщину, хоть она уже отвернулась, и, обращаясь к ней одной, продолжал: — Не верю, что вы не понимаете этого, — а спрашиваете. Почему вы спрашиваете?

Гулбис положил Бейке на плечо руку и, силой заставив сесть, перебил его:

— Из-за этого волноваться нечего! Спрашивать можно обо всем, о чем угодно. Как видно, гражданка чего-то не понимает.

Пока секретарь говорил, Юрис недвижно смотрел на серый стол, от злости у него сдавило грудь. Ведь ты добровольно оставил обжитый угол в столь привычном городе, с троллейбусами и световыми рекламами, с кино и театрами, с гладкими, чистыми улицами, и не ради корысти или личной выгоды по сугробам добирался к этому захолустью! Какая тут может быть выгода? Неужели женщина не понимает этого? И как еще понимает! Но она хочет кинуть в тебя комом грязи, встречает тебя с явной ненавистью. А ты ждал, что тебя встретят с хлебом-солью на серебряном блюде, похвалят за великодушие, за благие порывы… Так, так, товарищ Бейка, великолепно. Тебе, видимо, уже стало жаль самого себя. Бедняжка! Неженка, а не тридцатитысячник!

Новый председатель яростно стиснул под столом кулаки — ногти больно впились в ладони — и строптиво поднял голову.

Новая жизнь началась. Он чувствовал в себе странную пустоту. Нет, это был не страх. Быть может, неуверенность — и только.

По ночам он лежал подавленный впечатлениями, его беспокоил завтрашний день. Со скрипом и визгом били стенные часы. Он через силу ненадолго засыпал, и голова пылала от сотни тяжелых мыслей. Еще на рассвете он поднимался с постели, разбитый и угнетенный.

Они с Себрисом, бредя по колено в снегу, ходили осматривать хлева и запасы корма в сараях. Это все были ветхие постройки, к которым никто рук не приложил, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить и облегчить работу скотоводов. Один хлев до того покосился, что чуть не припал к земле. Крыша изогнулась, и вся постройка напоминала огромную горбунью. Удивительно, как она выдерживала порывы ветра и бури! Только в «Сермулисах» и «Скайстайнях» хлева были прочные и теплые. Коровы всюду были тощие, с облезлыми боками.

Лишь на ферме в «Ванагах» сразу же видна была заботливая рука. Хлев хоть тоже старый, но коровы и чище и откромленнее. Бейку и Себриса встретила женщина средних лет в овчинном полушубке.

— Товарищ Силабриеде, — познакомил Себрис.

Женщина неторопливо поставила на землю ведро, вытерла руку и подала ее новому председателю. Юрису показалось, что он пожал не женскую руку, а наждачную бумагу.

— Как у вас тут дела? — несмело спросил он.

— Кормить нечем, — ответила коровница. — Режу солому и парю, обманываю как могу. Слава богу, что свекла уродилась, а то не знала бы, что делать.