Верность - [18]

Шрифт
Интервал

Ох, пришла бы только эта белесая девушка!

За дверью раздались шаги, затем последовал короткий решительный стук, и на пороге появился высокий юноша в пестрой рубашке.

— Приветствую вас! — В движениях, голосе, взгляде его чувствовалась самоуверенность.

Он подошел к Инге и поклонился.

— Позвольте представиться: Эгон Брикснис, студент-агроном. — Он крепко пожал Инге руку и, не сразу отпустив ее, фамильярно продолжал: — Вы новый культуртрегер в этой дыре? Здо-о-рово! Мне уже говорили о вас. Ну как, от нашей современной грязи с души не воротит?

— Почему современной? — Инга вырвала свою руку из сильной ладони парня. Ей не понравилась его развязность, не понравился самоуверенный и фамильярный тон. Улыбался он тоже как-то несимпатично — насмешливо, высокомерно.

— Ну как же?! — воскликнул он. — У нас ведь все современное, так что и грязь на родных дорогах тоже. Вполне логично, не правда ли?

— А мне кажется, что в этом нет ничего современного. — Инга постаралась скрыть свою антипатию. — Это отсталость, и только. Современными были бы асфальтированные дороги.

— Девушка, вы идеалистка. — Юноша прищурился и с деланным отчаяньем пожал плечами. — С такими взглядами вы в жизни пропадете.

— Думаю, что этого не случится, — отрезала Инга. Она села за стол, взяла каталог.

— Можно мне присесть у вас? — спросил Эгон, беря стул. — Или, может быть, я мешаю?

— Хотите почитать что-нибудь? — спросила Инга.

— О нет! — махнул рукой Эгон. — Ничего хорошего у вас не найдешь.

— А что же вам нравится? — Инга посмотрела на парня в упор. — У нас есть все — и классика, и советская…

Эгон перебил ее нетерпеливым жестом:

— Бог с ними, неужели человек не имеет права на отдых? Ведь это как будто и Конституцией предусмотрено?

Инга, ничего не ответив, посмотрела на студента. Он был бы красив, если бы не эти наглые глаза и надменное, скучающее выражение лица с ухмылкой всезнающего человека, уверенного в своем превосходстве. О, она видела много таких лиц, и все они до надоедливости одинаковы! Такими были в техникуме Ояр, Гарри, Освалд, таким был Улдис, которого за хулиганство и пьяные дебоши исключили из техникума и комсомола.

— Если вы устали, то отдыхайте, — холодно сказала Инга, возвращаясь к книжной полке.

— Из-за этого дуться нечего, — примирительно сказал Эгон. — Много публики у вас не будет. Я этот народ знаю. Они не жаждут духовной пищи. А вообще — тут глушь, говорю вам это как абориген. Можете мне поверить.

— Благодарю за информацию, — насмешливо отозвалась Инга.

Эгон с покровительственной улыбкой раскачивал закинутую на колено ногу.

— Можете мне не верить, но ваш энтузиазм и активность развеются, как пепел по ветру. Вы, должно быть, по комсомольской путевке приехали? Не иначе — это по глазкам видать. Да, молодость жаждет подвигов, это верно, дорогая. Но, когда человек становится старше, он видит, что весь этот мир — болото, и только… И не стоит из-за него кровь себе портить.

— С вами интересно поговорить, — сказала Инга с уничтожающей любезностью. — У вас так много новых, глубоких мыслей!

В эту минуту постучали в дверь.

— Да! — воскликнула Инга. — Войдите!

На пороге робко остановилась Даце, в дождевике. Она успела откинуть капюшон и теперь развязывала косынку.

— Ну конечно, — засмеялся Эгон. — Даце! Познакомьтесь — моя двоюродная сестра.

— Вы опоздали, мы уже познакомились на сенокосе, — небрежно бросила Инга, вставая навстречу Даце. — Вы все-таки пришли, а я сомневалась, пойдете ли вы в такую погоду.

— Ну, моя милая родственница ради книги готова черту душу отдать, — вмешался Эгон. — Вот будет у вас одна сознательная, воплощение всех добродетелей… Не пьет, не курит, с мальчиками не гуляет, строит коммунизм.

Даце молча с упреком посмотрела на него. Эгон встал, подошел к Даце и коснулся ее плеча.

— Не дуйся. Мне говорили, будто Тео написал — правда?

— Да, вчера получили…

— Ну и?.. — заинтересовался Эгон. — Где же он?

— В Канаде. Надеется приехать домой.

— Что? Он хочет ехать в Латвию? — Эгон широко раскрыл глаза и недоверчиво улыбнулся.

— Да, собирается, — подтвердила Даце.

Эгон потрепал Даце по плечу.

— Не жди, девочка. Он только так написал, чтобы мать успокоить. Что ему тут делать? — И обратился к Инге: — До свидания, товарищ Лауре… Вы еще зайдете к Ливии на чай? Будем вас ждать.

Он галантно поклонился и закрыл за собой дверь.

Инга посмотрела на Даце и спросила:

— Что вас интересует?

— Я читаю все, что придется, — оживилась девушка. — Но особенно люблю читать исторические романы, о прошлом, о жизни людей, обо всем, что когда-то было.

— Хорошо, — сказала Инга. — Мы сейчас подыщем что-нибудь. Садитесь. — И, подойдя к полке, она через плечо спросила: — Вы много читаете?

— Читаю, — вздохнула Даце, — когда есть время. Летом его, правда, очень мало.

— А у меня вы первая. — Инга вернулась к столу с книгами. — Оказалась бы у вас рука счастливая.

Даце подняла глаза.

— А… вы сюда надолго?

— Почему вы так спрашиваете?

— Так просто… Может, вам не понравится. Та, что была до вас, говорила, что нормальный человек может тут свихнуться.

— Постараюсь не свихнуться, — сказала Инга. — Значит, вы берете эту? Да? Очень интересная книга.


Рекомендуем почитать
Mainstream

Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?


Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.