Верность - [17]
— Вы недавно сказали, что уже можно книги получать.
— Можно, пожалуйста, пожалуйста, — радостно откликнулась Инга. — Я весь вечер буду в библиотеке. Только сбегаю домой переодеться. Непременно приходите! — Ей очень хотелось, чтобы как можно скорей явились читатели. — Приходите все, кто хочет.
— Кому досуг летом книги читать! — откликнулась Дарта, над головой она держала большую алюминиевую миску, по которой звонко барабанил дождь.
На перекрестке Себрис остановил лошадь, и кое-кто слез. Слез и председатель.
— Куда же это ты? — спросил Себрис. — Сиди, подвезу до дому.
— Нет, мне не туда, — отозвался Юрис и пошел за Терезе Гобой.
Через несколько шагов он настиг ее и сказал:
— Хочу ваш дом посмотреть.
Терезе смутилась:
— Что это вы… в такой дождь.
Дом Гобы стоял недалеко от большака, но его так закрывали деревья, что, только войдя во двор, Бейка увидел прогнувшуюся крышу. Густые кусты сирени и жасмина охватывали усадьбу с юга. Двор был чистый. Около забора лежал аккуратно сложенный хворост, а под окном, из которого выглядывали две белокурые головки, была клумба с цветущими ноготками.
Терезе Гоба открыла дверь в темные сени. Они вошли. В комнате раздавалось бульканье. Им навстречу выбежала девочка.
— Мама, я уже вылила две миски… — торопливо сказала она, видимо напрашиваясь на похвалу.
— Хорошо, Марите, хорошо, — отвечала мать.
— А у Инесе платье совсем промокло, — продолжала малышка, — мы сняли его и надели другое.
Посреди комнаты, поближе к окну, стояли две миски, почти полные дождевой воды, но вода все текла с потолка. На полу была лужа.
Бейка посмотрел на провисший потолок.
— Вам же нельзя оставаться здесь. Потолок может обвалиться.
— Марите, подай стул, — сказала Терезе. — Садитесь. Я сейчас затоплю плиту… Хоть теплее будет… Вы промокли.
Он сидел и смотрел, как зашевелилось багровое пламя в плите. Малышки жались к матери.
— Мои помощницы… — с грустной улыбкой сказала Терезе.
Юрис решительно встал.
— Вот как сделаем, — сказал он. — Сегодня же вечером я разыщу людей из строительной бригады. Завтра они будут у вас.
— Но… — Терезе подняла руку.
— Отремонтируют за счет колхоза.
— Вы уже уходите? Подождали бы, пока дождь перестанет… Я заварю тминного чаю… — Терезе растерянно вертелась около плиты и столика, — выпьете горячего…
— Спасибо, в другой раз, теперь некогда, — отозвался Юрис с порога. — Значит, завтра они будут у вас.
Лес шумит тихо и однообразно. Из промокших кустов и высокой придорожной травы ползут вечерние сумерки. Уже не слышно тракторов за березами — их тоже прогнал с поля дождь. Вторая бригада бросила у канавы косилку — больно поспешно удирал Силапетерис от грозы. Юрис рассердился. Как можно так обращаться с машинами?! Ведь он уже говорил об этом… Дождь может лить не переставая целую неделю, а косилка будет валяться под открытым небом. Как трудно отучить людей от небрежного отношения к общему добру. Силапетерис человек уже немолодой, и не очень-то приятно указывать ему. Но что поделаешь.
Когда Юрис вошел к Силапетерису, тот лежал на кровати с газетой и курил.
— Что же это ты, председатель, под таким дождем ходишь? — сказал он, откладывая газету и поднимаясь.
— Твоя бригада косилку в поле забыла, — сказал Юрис, стряхивая с кепки дождевые капли. — Будь добр, вели немедленно убрать.
— Эх, неохота вылезать во двор в такой дождь, — зевнул бригадир и почесал за ухом. — Я ведь говорил им, чтобы до фермы дотащили, а они оставили.
Силапетерис нехотя натянул сапоги и, когда Юрис уже был за дверью, тихонько выругался:
— Шляется под дождем и людям покоя не дает. Не мог подождать.
Однако за косилкой надо было идти. Он знал, что председатель не отстанет, пока косилка не будет под крышей. И, лавируя между лужами, Силапетерис про себя удивлялся: откуда это он такой беспокойный и придирчивый?
Пятая глава
Вечером, после грозы, было прохладно и дождь все шел да шел. Все дороги и тропы залило, ветер бросал с деревьев водяные струйки.
Доски мостика через узкий ручей в низине были такие скользкие, что Инга в своих резиновых ботиках чуть не поскользнулась. Дождь хлестал прямо в лицо, бил в глаза, ветер срывал с головы капюшон. Сырость заползала под плащ. На дороге не было ни души. Придет ли ее первая читательница? Не верится, что девушка отважится в такую погоду выйти из дома. Но раз они условились, то Инга непременно должна быть, хоть не очень-то приятно потом возвращаться под дождем в темноте.
В окнах Дижбаяров сверкал желтоватый свет. И сразу стало как-то теплее и уютнее на душе. Отряхнув в темных сенях пальто, Инга хотела отпереть библиотеку, но у Дижбаяров отворилась дверь, и на пороге показалась Ливия.
— Это вы, товарищ Лауре? — воскликнула она.
— Я, — ответила Инга.
— В такую погоду! — удивилась Ливия. — Вы совсем промокли!
— Ничуть, — сказала Инга, отпирая дверь и снимая дождевик.
— Зайдите к нам, выпьете чашку горячего чаю, — пригласила Ливия, — познакомлю вас с молодым человеком.
— Спасибо, но я не могу, ко мне придут за книгами.
— Ну, зайдете попозже…
— Спасибо!
Инга зажгла лампу, по комнатке разлился тусклый свет, скользнул по темным книжным полкам, озарил букетик цветов на столе и прильнул к белым занавескам (Инга привезла их для своей комнаты, но повесила здесь).
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.