Вернись в Сорренто?.. - [52]

Окончив школу, Анна поступила на геологический факультет Вроцлавского университета.

С 1964 года началось стремительное восхождение молодой певицы на эстрадный Олимп. За два года, 64—65-й, на фестивалях в Сопоте, Ополе, Ульштине она получает семь первых премий и лавровый венок международного фестиваля в Остенде. Она совершает международные гастроли по Англии, Франции и США.

В 1966 году она приезжает в Варшаву для устройства своих гастрольных дел. Услышав звонок, поднимает телефонную трубку и с удивлением различает итальянскую речь… С дальнейшими событиями жизни Анны Герман читатель познакомился на страницах этой книги.

Приведу лишь письмо матери Анны Герман, посланное Лидии Ивановне Дубининой, ленинградскому другу Анны:

«Пишу Вам от имени моей девочки Ани. К сожалению, она ответить не в состоянии, но передает Вам, Вашим родителям и детишкам сердечный привет. Все, что с нами случилось, трудно описать, но кое-что Вам скажу. 27 августа, ночью, Анечка ехала с концерта. Пианист, молодой итальянец, ехал с большой скоростью, потерял управление машиной, и они разбились. Долго находились без сознания, пока их не нашли и не привезли в Болонью (80 километров).

Аня потеряла почти всю кровь и была на верной дороге на тот свет. Перелом левой руки (ниже плеча), левой ноги (ниже бедра), левой ключицы, на голове большая рана. Как говорится по-русски: не было надежды. Одним словом, горя – море».

Анна победила. И основой той редкой выносливости и великого терпения, с которыми она переносила физические муки, было не только чувство человеческого достоинства, так развитое в ней, но и врожденная мягкая деликатность, которая никогда, даже в столь ужасном положении, не позволила бы ей «обременять своими бедами» других, доставляя им чрезмерное беспокойство, но себя от чужих бед она не ограждала.

Совсем больная, писала Лидии Дубининой: «Извините, Лидочка, что так криво, я опять „прилегла“ немного. Упражняюсь все время, чтобы суставы в левой руке и ноге сгибались, пока хуже всего с нервной системой – сотрясение мозга и долгое пребывание без памяти не дают окрепнуть». В то время когда медицина категорически предписывала ей полный покой и положительные эмоции, она с головой окунулась в пучину человеческих страданий, сочиняя музыку для «Освенцимской оратории» на стихи Алины Новак, в основу которых вошли «рапорты» акушерки из концлагеря Станиславы Лещинской.

Вот какую тему выбрала Анна для своей первой работы. Почти во всех интервью Анна с законной гордостью упоминала о своей пластинке – «Освенцимской оратории», – но о том, что за этим стояло и чего это стоило, не сказала ни разу. Так же как не сказала, что это их личный с Алиной вклад в дело мира.

«Неужели и до катастрофы в Анне, тогда еще совсем молодой, жила эта жажда самоотдачи, это глубокое понимание и сострадание к людям?» – думала я неоднократно и однажды спросила ее об этом.

Как всегда уходя от темы «Моя жизнь в искусстве», она устало и печально сказала: «Ну что ж теперь говорить, здоровья-то нет…» Но и подорванного здоровья она не жалела для других. Достаточно было знать с какой подлинно материнской заботой она относилась к молодым коллегам. Впервые я это увидела на одном из ее концертов в Ленинграде, в Измайловском саду, на гастролях 72-го года.

Я пришла задолго до начала, вошла в зрительный зал и остановилась где-то у 11—12-го ряда, рассматривая сцену. Шла обычная работа. Что-то прилаживали, настраивали инструменты, прохаживались, «пробуя голос», и на всех лицах было выражение безрадостной, заунывной озабоченности. Перелет был трудным, ночь бессонной, люди устали.

Вдруг из правой кулисы появилась тонкая высокая девушка. Я не сразу поняла, что это Анна Герман, которую доселе я никогда не видела, настолько в ней ничего не было от «примадонны».

Она подошла к одному, тихо постояла рядом, потом что-то сказала, к другому – засмеялась, к ним подтянулись еще двое, потом она подсела к пианисту, стала что-то наигрывать правой рукой, он брал аккорды… Потом еще немножко прошлась, постояла, посмотрела в зал и исчезла за кулисами.

И что же? Когда, проводив ее взглядом, я вновь посмотрела на актеров, то увидела не недовольных одиночек, а сплоченную группу людей, единый коллектив. И двое из тех, кто были с нею на гастролях, на следующий год были отмечены на фестивале в Сопоте.

В следующий приезд Анны в Советский Союз в ее группе была юная девушка, лауреат фестиваля в Зеленой Гуре. Наделенная голосом оглушительной силы, она решительно не знала, что с ним делать, и каждый вечер после концерта страшно расстраивалась.

И вот вестибюль Октябрьской гостиницы. Поздно. Все устали. Музыканты торопливо разбредаются по номерам. Анна устремляется в противоположную сторону.

– Анна, куда Вы? Вы же плохо себя чувствуете!

– Нет, я не могу ее так оставить.

Она нагоняет «молодую коллегу», склоняется над ней, что-то нашептывает, утешает и успокаивается лишь тогда, когда, уже вернувшись к нам, звонким шепотом посылает ей вслед «спокойной ночи» и слышит ответное пожелание.

Еще небольшой эпизод, уже на телевидении.

– Анна, нам бы хотелось снять второе отделение концерта.