Вернись, любовь - [24]

Он нежно коснулся ее руки, и в этот момент в камине затрещали дрова и вспыхнуло пламя.

– Я не мог бы быть ни в каком другом месте, – улыбнулся он. – Несмотря на приступы язвы, которые ты устраиваешь мне на работе.

– Прости меня. Я теперь ощущаю такую тяжесть на своих плечах. И продолжаю думать, что ты поймешь. – Она посмотрела на него, ее прекрасное лицо было очень бледным, и на нем ярче выделялись темные глаза.

– Я понимаю. Я мог бы помогать еще больше, если бы ты мне позволила.

– Я не уверена, что смогу. У меня просто неистовая потребность делать все самой. Это трудно объяснить. Это все, что у меня осталось, кроме Алессандро.

– Когда-нибудь будет больше. Но она лишь покачала головой:

– Больше никогда. Такого, как он, больше нет. Он был совершенно особенным человеком. – Слезы опять навернулись ей на глаза, и она отдернула руку и молча уставилась на огонь.

Бернардо тоже отвернулся и стал потягивать коньяк, но в это время послышался звонок велосипеда и появился Алессандро, несущийся через зал, а за ним спешила мама Тереза.

– Готов? – Глаза Изабеллы казались чересчур блестящими, но ничто на ее лице, обращенном к сыну, не выдавало, насколько велика была ее боль.

– Да. – Маленькое личико озорно выглядывало из-под большого пластмассового шлема астронавта.

– Тогда пошли. – Изабелла встала и направилась к двойным дверям, ведущим в сад. Охранник, чтобы не мешать, шагнул в сторону, и теперь все увидели, что сад ярко освещен. Она посмотрела вниз на сына и услышала, как он затаил дыхание.

– Мама!.. Мама!

Там стояла маленькая, но красивая карусель, идеально подходящая по габаритам для пятилетнего ребенка. Она обошлась ей в целое состояние, но сияние в его глазенках стоило того. Четыре лошадки весело скакали под резным деревянным красным с белым куполом с колокольчиками. Бернардо подумал, что никогда не видел у мальчика таких широко раскрытых глаз. Энцо осторожно помог ему взобраться в седло голубой лошадки с зелеными ленточками, прикрепленными к позолоченной дуге с маленькими серебряными колокольчиками. Включили рубильник, и карусель начала вращаться. Алессандро взвизгивал от возбуждения и восторга. Ночь внезапно наполнилась карнавальной музыкой; слуги подбежали к окнам и заулыбались.

– Счастливого Рождества! – крикнула ему Изабелла, а затем с разбегу прыгнула на сиденье следующей лошадки, желтой с красным седлом, позолоченным по краям. Они смеялись, глядя друг на друга, а карусель медленно вращалась.

Бернардо наблюдал за ними, чувствуя, как нежность разрывает ему душу. Мама Тереза отвернулась, вытирая слезинку, а Энцо и охранник обменялись улыбками.

Алессандро все кружился и кружился, почти целых полчаса, а потом Изабелле все-таки удалось уговорить его вернуться в дом.

– Она будет там и утром.

– Но я хочу кататься на ней сегодня ночью.

– Если ты останешься здесь на всю ночь, Санта-Клаус не придет.

Санта-Клаус? Бернардо улыбнулся про себя. Чего еще не хватало этому ребенку? Улыбка потухла. Отца. Вот кого не было у Алессандро. Он помог мальчику слезть с карусели и крепко взял его за руку, когда они возвращались в дом. Алессандро быстро ушел, отправившись на кухцю, а Бернардо и Изабелла снова сели у огня.

– Какая замечательная вещь, Изабелла. – Эхо карнавальных колокольчиков все еще звенело у него в голове. И она наконец-то улыбалась так, как ни разу за последние месяцы.

– Когда я была маленькой, мне всегда хотелось иметь собственную карусель. Она великолепна, не правда ли? – На мгновение ее глаза засияли почти так же ярко, как огонь. И в этот миг ему захотелось сказать: «Как и ты сама». Она была замечательной женщиной. Он ненавидел и любил ее, и она была его самым дорогим другом.

– Ты полагаешь, он позволит нам покататься на ней с ним, если мы будем очень хорошо вести себя?

Она засмеялась вместе с ним и налила себе маленький бокал красного вина. А затем, как будто вспомнив о чем-то, вскочила и побежала к елке.

– Я чуть не забыла. – Она взяла две маленькие коробочки, завернутые в золотистую бумагу, и вернулась к камину. – Это тебе.

– Если это не карусель для меня лично, то я не хочу. – И они опять рассмеялись. Но смех очень быстро затих, когда он увидел, что находится внутри. В первой коробочке оказался крошечный калькулятор, выполняющий множество операций, в серебряном футляре; он выглядел, как очень элегантный портсигар, и его можно было спрятать в карман жилета.

– Мне его прислали из Штатов. Я в нем ничего не понимаю. Но ты разберешься.

– Изабелла, ты сошла с ума!

– Не говори глупости. Мне бы следовало подарить тебе грелку для твоей язвы, но я подумала, что это будет забавнее.

Она нежно поцеловала его в щеку и подала следующую коробочку. Но на этот раз она отвернулась, устремив взгляд на огонь. И когда он открыл ее, то не мог вымолвить ни слова. Ему нечего было сказать. Это были карманные часы, которыми, как он знал, очень дорожил Амадео и почти никогда не носил, так как они были священными для него. Они принадлежали его отцу, и на задней стенке были красиво выгравированы инициалы трех поколений семьи Сан-Грегорио. А под ними он вдруг заметил свои собственные.