Веридор. Одержимый принц - [163]

— Я люблю тебя, Конда. Люблю очень давно и готов на все, чтобы мы были вместе! Но теперь ты королева, и пара тебе — только король. Я стану королем ради тебя! Клянусь, я вернусь так скоро, как смогу, с властью и деньгами, такими, что позволят мне просить руки великой королевы Веридора. Я заберу тебя, и никто никогда — слышишь? — больше не посмеет покуситься на тебя! Ты будешь моей, любимая, с кем бы мне ни предстояло сразиться за тебя, хоть с Одержимым, хоть с самим Мрачным Богом! До встречи, милая!

Прежде, чем она успела что-то ему ответить, Синдбад впился в её губы страстным, требовательным поцелуем, но, не дожидаясь, когда она ответит ему, отстранился и, взобравшись на подоконник, исчез во мраке ночи.

А Кандида, проводив взглядом своего златокудрого брата, горько разревелась, совсем неподобающе королеве, и забылась беспокойным сном только на рассвете.

Глава 8

Новости, по пути изрядно обрастающие шокирующими подробностями и всевозможными слухами, распространялись по столице со скоростью звука даже в ночное время суток, поэтому к полудню во дворце на суд Одержимого принца без приглашения собралась вся аристократия Веридора, крайне возмущенная домогательствами Его Высочества Эзраэля Гневного и в один голос утверждающая, что публичная казнь — это самая милосердная участь, которую заслуживает лиходей. Громче всех кипятился лорд Туррон, до вчерашнего дня активно распускающий сплетни о том, что чуть ли не все тридцать три брата принцессы — вертихвостки ночами ошиваются а её покоях, сменяя друг друга каждый час. На резонное замечание, что если бы это было так, суток не хватило бы на всех братьев Её Высочества, на что главный прокурор выкатывал глаза и страшным голосом вещал, что богохульники бегают к своей сестрице, как жеребцы к кормушке, по двое, а то и по трое! Сейчас же лорд примерял на себя роль блюстителя целомудрия юной королевы и чуть ли не брызжа слюной доказывал всем, кто соглашался его слушать, что четвертовать мерзавца значит, фактически пощадить его, ибо нет более скверного поступка, чем набиваться в фавориты новоиспеченной правительницы вне очереди!

Кандида и не думала унять своих придворных. А что толку? Пускай себе сотряают воздух, а купол тишины у неё отменный. Слушать всех этих лордов и леди она не собиралась, и позволила дать себе совет только троим. Первым человеком, осмелившемся приблизиться к королевскому трону — без позволения Её Величество, какая неслыханная дерзость! — был дряхлый старикашка-артефактор, бывший слуга Светлейшей, поклявшийся служить Веридорских, как только смог встать на ноги благодаря помощи Кандора Х, однако Кровавая королева, к удивлению и зависти столпившейся у стен тронного зала знати, не прогнала этот бородавочный мухомор, а выслушала и даже задумчиво кивнула его доводам.

— Если Её Величество изволит выслушать совет старика, то я осмелюсь просить вас не торопиться со смертным приговором, за который так яро выступают ваши верные слуги, — низко, насколько позволяла старость, если не сказать древность, сказал господин Эльзи. — Я служу августейшим особам столько лет, сколько не живут, и видел много судов и расправ, справедливых или же откровенных убийств, слегка прикрытых буквой закона. Однако ни один закон не осуждает человека на смерть не за преступление, а всего лишь за его попытку, если только это не покушение на жизнь. Хотя порой прощают и такое, ваш благородный брат, лорд Гвейн, граф Ле Грант, тому прямое подтверждение. Я ни в коем случае не берусь утверждать, что покушение на честь Вашего Величества — недостаточно веский повод для наказания, однако же Его Высочество принц Эзраэль так и не совершил преступление, хотя, допускаю, это не его заслуга. Несомненно, судить о справедливости смертной казни только вам, но, по моему скромному мнению, лишать жизни за одну попытку — это жестоко. Более того, ни к чему начинать свое правление с казней, с казни родного брата.

Также Кровавая королева выслушала лорда Нарцисса, вокруг которого после неполных суток общения с Её Величеством, уже красовался ореол фаворита Кандиды Веридорской, несмотря на присутствие при дворе его очаровательной супруги, в которой некоторые с удивлением узнали бывшую графонессу Ле Грант, первую официальную фаворитку Кандора Х, нахально сбежавшую от милостей Его Величества и подарившею ему первенца.

— Ваше Величество, если уж мне позволено высказаться, я честно и откровенно признаюсь, что против казни Одержимого принца. Да простит моя королева эту дерзость, но я не осуждаю Эзраэля. Вам было известно о демонической натуре брата и о том, что он избрал вас своей единственной. Я стал свидетелем того, как Его Высочество проявляет к вам интерес, который ни с чем спутать невозможно, ни с дружбой, ни с братской привязанностью. Как свидетель и как мужчина я берусь утверждать, что вы ничем не выказали недовольства страстью своего брата. Вы приказывали стражникам не задерживать ваших братьев, если они желают пройти в ваши покои в любое время дня и ночи, поэтому они не препятствовали тому, что вчера ночью принц Эзраэль вошел в вашу спальню. Я не знаю, что произошло между вами, но, судя по тому, что я успел увидеть, находясь при дворе, Его Высочество хорошо контролирует свою адскую сущность и даже ежедневные попытки министров оттяпать кусок государственного бюджета не выводили его настолько, чтобы наружу вырвалось порождение Хаоса. Слышал ли Одержимый принц от вас отказ? Подозреваю, что нет. Вы уже не дитя несмышленное под отцовской опекой и должны бы понимать, что рано или поздно этим бы все и закончилось. Видите ли, особенности моей расы включают энергетическое зрение, и я отчетливо видел на ваших устах след от поцелуя демона еще до окончания отбора Истинного Наследника. Если вы позволили ему это и отвечали так же, как во дворе Летней резиденции, мне не понятна причина вашего гнева. Я согласен, насилие — преступление, но если уж говорить о виновности, признайте, что часть вины все же лежит на вас, и помните об этом, когда будете решать судьбу брата.