Верховники - [122]

Всё это и всплыло на Вышнем суде, и даже высокие покровители Демидовых, Меншиков и генерал-адмирал Апраксин, не смогли их выгородить. Сенат приговорил Демидовых к штрафу в 30 тысяч рублей, полностью оправдав Татищева. Пётр I приговор Сената утвердил, отменив, однако, штраф в казну, но приказав Акинфию выплатить Василию Никитичу 6 тысяч рублей за оболгание честного имени.

   — Интересно, каков-то сейчас Акинфий и как отнесётся он к моему нежданному возвращению! — насмешливо размышлял Василий Никитич, сидя в погожее августовское утро на корме широкой устойчивой барки. За бортом уже пенилась тёмная камская вода. На носу слышались весёлые голоса: как и 14 лет назад, Татищев взял с собой молодых горных инженеров и учеников.

   — Каков мачтовый лес, какой лес! — восхищался стоявший рядом с Татищевым советник адмиралтейской конторы Андрей Фёдорович Хрущов.

   — Э, батенька! Тебе как адмиралтейцу в лесу лишь бы мачты видеть, а я вот думаю, сколько для уральского железа древесного угля потребно. Ведь ныне на Урале помимо одиннадцати казённых мануфактур у одних Демидовых четырнадцать, да и новые промышленники объявились: Воронцовы, Турчаниновы, Осокины! Дымит Урал!

   — У Демидовых заводов боле казённых?! — удивился Хрущов.

   — Оно так! Хотя преемник мой, Василий Иванович Геннин, и старался, но Акинфий его обогнал. И ежели мы новые руды не найдём и заводы при них не поставим, Бирон все государственные мануфактуры в свою приватную кампанию обратит. На тот предмет в Петербурге уже и комиссия создана! — Василий Никитич фыркнул сердито, но затем, оглядев мужественную фигуру адмиралтейца, рассмеялся: — Ну да и мы ныне не лыком шиты! Кем я был в семьсот двадцатом году? Простой капитан от артиллерии. А сейчас-то и чин генеральский, и команда отборная, да и по инструкции Горного начальника вручён мне надзор как за делами казённых заводов, так и партикулярных. Да и дело-то одно доброе делаем: куём железо для России. Думаю, не будет на сей раз у меня ссоры с Акинфием Демидовым.

Но ссора всё же вышла, не только с Демидовым, но и со Строгановым. Да и другие честные промышленники были недовольны первыми же распоряжениями Татищева об исправлении дорог и починке мостов за счёт заводов.

   — Да и к чему нам дороги! — дружно твердили в Екатеринбурге приказчики старого недруга Акинфия Демидова, вызванные в Канцелярию главного правления. — У нас ведь всюду реки. Зимой мы ездим по льду, а летом по воде!

   — А весной и осенью сиднем сидите? — удивился Хрущов.

   — И сидим, батюшка, сидим, свет мой! — хитро моргал главный демидовский приказчик Степан Егоров. — Сидим, запасы железа копим, а летом его и сплавим.

   — Но дороги-то для общей пользы нужны! — горячился адмиралтеец.

   — Об общей пользе пусть казна думает, а мы о своей прибыли тщимся! — юлил приказчик.

   — А ты вот скажи, сколько за бездорожьем, в беспролазных чащобах, твой хозяин раскольников и беглых людишек скрывает? — не выдержал Татищев. — Молчишь? Ну да нам сие ведомо!

Сам Василий Никитич определял число раскольников и беглых, не плативших государству никаких податей, в три тысячи. Их дешёвый труд определял дешевизну демидовского железа. А руки опытных уральских мастеров — качество изделий со знаменитым соболиным клеймом.

Правда, сразу ссориться с Демидовым на сей раз Василий Никитич не стал, а пригласил его, как и других частных заводчиков, на общее собрание в Екатеринбург. Ко времени съезда Татищев не токмо объехал все казённые заводы, но и свёл знакомство со многими известными уральскими рудознатцами. Они-то и вывели любознательного правителя к столь богатой железом горе на реке Кушва, что Татищев почёл нужным восторженно сообщить о том открытии самой императрице: «Оная гора есть так высока, что кругом видеть с неё вёрст по 100 и более, руды в оной горе не токмо наружной, которая вверх столбами торчит, но кругом в длину более 200 сажен, поперёк на полдень сажен на 60; раскапывали и обрели, что всюду лежит сливное железо одним камнем в глубину; надеюсь, что и во многие годы дна не дойдём». Гору эту Татищев наименовал в честь императрицы Благодать, и Анна открытием такой «Божией благодати» была очень довольна. Но ещё более был обрадован Бирон, и вправду мечтавший прибрать к рукам казённые горные заводы на Урале.

   — Пусть Татищев новые сокровища для государства находит, всё одно сокровища наши будут! — посмеивался курляндец в Петербурге.

А в Екатеринбурге между тем Василий Никитич объявил собранию горнозаводчиков неслыханную новизну: всем нужен общий горнозаводской устав, и каждый промышленник и приказчик волен объявить своё мнение, а Татищев «по своей должности, и по крайнему разумению служить и советом помогать желает».

Но зачем Строгановым и Демидовым был общий устав, когда они через подарочки Бирону всегда своего наособицу добивались? Посему никаких мнений от них об уставе не поступило, а вот вечерком явился к Василию Никитичу старый знакомец, приказчик Демидова Степан Егоров, и спокойненько предложил взятку в 10 000 рублей, дабы правитель закрыл глаза на разных беглых людишек и раскольников, работающих на демидовских заводах и скрытых от переписки.