Верхом на ракете. Возмутительные истории астронавта шаттла - [27]

Планерка продолжалась. Янг и Криппен, экипаж первого шаттла, рассказали о своей подготовке. Мы, 35 новичков, были очень наивными – мы верили пресс-релизам NASA, в которых провозглашалось, что первый полет шаттла состоится в 1979 году. Головному офису NASA была отвратительна мысль о том, чтобы признаться конгрессу в сильном отставании машины от графика, и поэтому они публиковали оптимистичные прогнозы, столь же далекие от реальности, как бейсбольная команда «Чикаго Кабс» далека от победы во Всемирной серии. (В конечном итоге полет STS-1 начался 12 апреля 1981 года.) Один из ветеранов рассказал нам, что аббревиатуру NASA надлежит расшифровывать как Never A Straight Answer – «Ни одного прямого ответа». Мы научились добавлять несколько лет к любым датам из пресс-релизов NASA относительно графика полетов шаттлов.

Мы, новички, мало что могли понять в дискуссиях, которые велись за столом. Язык NASA был настолько перегружен сокращениями, что потребовалось несколько месяцев, чтобы научиться говорить на нем без запинки. Командир экипажа не назывался командиром. Он обозначался CDR, причем буквы читались по отдельности. Пилот опять же не был пилотом, вместо этого говорилось PLT. Блок импульсно-кодовой модуляции никто так не называл, произносилось его сокращение PCMMU. Мне приходилось слышать целые беседы между астронавтами, в которых не было ни одного знакомого существительного. Примерно так: «Я делал TAL, и в это время Sim Sup вырубил центральный SSME и вместе с ним APU номер два. После этого MS2 заметил утечку из OMS, а потом у нас разошлись GPC…»[58]

Мы в молчании просто слушали всю эту технохрень. В конце заседания Янг спросил, не хочет ли кто-нибудь из новичков высказаться. Все мы прикусили языки, кроме Рика Хаука. По нашим рядам прошло оживление, когда он поднял руку. «Наверняка ничего существенного в отношении техники он не скажет», – была наша коллективная мысль. Не мог же он настолько опережать нас. Нас обуяла паранойя конкуренции.

Но комментарий Рика не был техническим. Он попросил, чтобы все новички остались в зале, чтобы решить некоторые административные вопросы. Вошла секретарша и раздала копии наших официальных портретов, чтобы мы посмотрели на них. Мы позировали фотографу во время оформления на работу. Теперь почтовая экспедиция была заполнена тысячами литографий, которые навеки запечатлели нас улыбающимися тридцатилетними юнцами в летных костюмах. Пройдут десятилетия, останется мало общего между ними и реальными людьми, но эти первые снимки все еще будут отправляться адресатам. Конечно, эти снимки стали с годами источником больших проблем, когда американские легионеры, городские власти и прочие, пригласившие какого-нибудь астронавта произнести речь на приеме, пытались опознать приглашенного на выходе из аэропорта.

После этого секретарша положила на стол несколько стопок бумаги и попросила нас дать образец подписи для копирования. Автографы! Очевидно, миру требовались наши автографы в таких количествах, что NASA завело машину для их автоматического воспроизведения. Если мог быть какой-то символ, обозначающий наше вступление в новую эпоху, то это был он. До того меня никогда не просили дать автограф, иначе как на чеках.

Я взял ручку и написал: Майкл Маллейн. Результат мне не понравился. Слишком мелко, слишком плотно и слишком тщательно, подумал я. Буквы М в особенности выглядели так, как будто надо мной стояла наставница, когда я их писал. Слишком уж они бы отчетливы. Каждая представляла собой симметричный двойной холмик – они бы отлично смотрелись в моих прописях за третий класс. Такая подпись никуда не годилась. Мне казалось, что у знаменитостей всегда неразборчивые подписи. Я взял другой лист и попытался замутить что-то радикальное, а затем представил себе, как это будет выглядеть на фото на стене какого-нибудь коллекционера. Подпись выглядела поддельной, как, собственно, оно и было. Вторая страница тоже пошла в мусорное ведро. Я пытался ставить подпись быстрее, медленнее, с бо́льшим наклоном, с меньшим наклоном… Я хотел сделать такой автограф, который будет поражать. И тут меня осенило, что все вокруг занимаются тем же самым. Действие, которое было совершенно обычным – написать свое имя, – внезапно стало сложной задачей, личным вызовом. Я огляделся и увидел, как несколько моих коллег внимательно изучают свои листы. Некоторые даже высунули язык. Изобрести идеальный автограф оказалось тяжким трудом. Я был свидетелем высочайшего уровня… конкурентоспособности астронавта. Они старались выбить результат из собственной музы. «Почему ты не можешь придумать запоминающийся автограф, черт тебя дери?!» Я слышал, как с шуршанием уходят из пачек страницы – оружие для 35 личных сражений за совершенную подпись. К моменту, когда секретарша получила автографы для машины, на земле стало одним маленьким лесом меньше.

Глава 9 Телки и пьянки

В течение нескольких следующих месяцев мы продолжали знакомиться с агентством, посещая центры NASA в разных концах США. Как и все правительственные агентства, NASA рассредоточило свою деятельность по многим штатам, чтобы заручиться поддержкой максимального числа членов конгресса. На частных самолетах NASA мы летали в Космический центр имени Кеннеди во Флориде, в Исследовательский центр имени Эймса в Маунтин-Вью (Калифорния), в Центр космических полетов имени Маршалла (Marshall Space Flight Center, MSFC) в Хантсвилле (Алабама) и еще на несколько объектов NASA и подрядчиков, разбросанных по всей стране. На каждом из них нас представляли сотрудникам, для нас проводили экскурсии и рассказывали о работе этих учреждений.