Верхний этаж - [40]

— Не надо больше выпрыгивать из трамвая, — сказал Семен и пояснил ребятам: — Чтобы не опоздать на беседу, Никита Савельевич прыгнул на ходу и упал.

Мальчишки не поверили бы Семену, если бы мастеру удалось скрыть смущенье. Его удлиненное лицо покрылось частыми мелкими красными пятнышками, а руки непроизвольно потянулись к ушибленным коленям.

— Подглядел мою промашку? — Никита Савельевич погрозил Семену пальцем. — Винюсь… Больше не буду! И вам приказываю крепко-накрепко никогда так не делать!.. У меня ведь как вышло?.. Был грех — задремал. Открыл глаза и спросонок показалось — на другой конец города уехал! Ну, я и… Остановить старого дурака было некому.

— Было кому! — возразил Семен и встал. — Был один гад — разбудить мог!

Слишком неожиданно прозвучало это заявление, поэтому ребята будто онемели и ничего не спрашивали, но все ждали, что еще скажет Семен. Ждал и Никита Савельевич, предчувствуя, что сейчас произойдет нечто необыкновенное.

— Тот гад — это я, — негромко, но внятно произнес Семен.

И опять полным молчанием встретили ребята это признание. Они верили и не верили Семену. Ложь в этом случае казалась лишенной всякого смысла. Приходилось верить, хотя и в самом поступке смысла было не больше.

Семен продолжал стоять, опустив голову, словно ждал суда. Напротив него стоял и Никита Савельевич. Он не сомневался, что Семен сказал правду. Не понимая причины его поступка, мастер сначала почувствовал горькую обиду. Но она быстро прошла. Честное, ничем не вынужденное признание сняло ее. И не о вине Семена, а о собственной вине раздумывал Никита Савельевич. В чем она? Когда и как обидел он парня настолько, что тот не захотел оказать ему крохотную услугу и не разбудил в трамвае?

— Ты бы хоть чихнул у меня над ухом! — сказал мастер, стараясь придать разговору шутливый тон.

— Вы не думайте, что я со зла, — помолчав, вымученно произнес Семен и сам же возразил себе: — Вру! Со зла! Но не на вас — на всех! Гад я! И еще не таким буду!.. Вы еще…

Он не закончил и, ссутулясь, выскочил из комнаты.

— Может, догнать? — неуверенно предложил Олег, нарушив затянувшееся молчание, — Вернуть?

— Не надо, — сказал Никита Савельевич. — Не все решается коллективно. Кой о чем надо думать наедине с собой. А Семену, полагаю, есть о чем подумать.

Потом мастер спросил:

— Никто из вас не заметил чего-нибудь этакого?.. Ну, подрался с кем-нибудь… Поколотили, обидели… Или приходили к нему какие-нибудь незнакомые…

— Вчера он письмо получил! — вспомнил кто-то, — Или даже два.

— От кого?

Этого никто не знал, и Никита Савельевич, посоветовав ребятам не приставать к Семену с расспросами, решил в первое же воскресенье съездить к нему домой. Мастер предполагал, что письмо пришло от матери и что именно оно привело Семена в такое состояние.

К удивлению ребят, Семен явился на первый урок как ни в чем не бывало и даже неплохо отвечал у доски на вопросы преподавателей. На ребят он смотрел без всякого смущения, и они делали вид, что ничего не случилось, а к концу занятий многие перестали вспоминать об утреннем разговоре. Лишь вечером у себя в комнате Олег, видя, что Семен совершенно спокоен, спросил все-таки:

— Что это нашло на тебя утром?

Петька и Борис тоже выжидательно посмотрели на Семена.

— А на вас никогда не находит? — нахмурился он, — У вас не бывает, чтоб вы всех ненавидели?

— Не-а, — уверенно ответил Борис.

— Всех — это глупо! — сказал Петька.

Олег промолчал, хотя и припомнил тот момент, когда за ним захлопнулась тяжелая университетская дверь. Тогда он тоже, пожалуй, ненавидел всех на свете.

— Горит! — С этим не то радостным, не то тревожным возгласом в комнату влетел первокурсник и повторил совсем уж тревожно — так, будто в общежитии начался пожар: — Горит же! Горит!.. Ящик горит!

— Тьфу! — сплюнул Семен. — Чуть не напугал!

А Олег заволновался, лихорадочно захлопал себя по карманам, нащупывая ключ, и поспешил к двери. Петька из любопытства двинулся за ним, но Олег остановил его.

— Тебе не положено!.. И ты не ходи за мной! — сказал он пареньку, принесшему это известие.

Сигнальный глазок, как и в прошлый раз, алел ярко и призывно. В тупичке стояло несколько мальчишек. «Неужели подшутили? — насторожился Олег. — Сунули пустышку и ждут, чтобы надо мной посмеяться!» Но лица у ребят были серьезные.

— Отойдите! — попросил Олег. — Дело это секретное — ничего от меня не узнаете!

Ребята отступили подальше от ящика, но продолжали наблюдать за Олегом, который вынул из ящика и прочитал короткую записку. «Когда сплю, я громко храплю, — откровенно признавался ее автор. — И за это мне каждую ночь устраивают «темную» — лупят ремнями. Не до синяков, но больно. Не очень я верю вашей помощи, но больше жаловаться некому. Если не поможете, то хоть не говорите никому, а то мне будет еще хуже. Саша Петров из 11 комнаты».

Олег знал многих первокурсников, но не всех. Сашу Петрова он не знал, хотя комната номер одиннадцать была почти рядом: седьмая, в которой жил Олег, потом девятая, а за ней — одиннадцатая. «Тихий, наверно, незаметный паренек, — сочувственно подумал он и внимательно посмотрел на ребят, которые все еще не расходились, — Не один ли из этих? Стоит и ждет от меня помощи!»