Верхние Саванны - [85]

— Что это значит? Поля, без сомнения, ухожены, а вот дом… словно нежилой.

— Вероятно, его закрыли, когда уехал Жак де Ферроне, — отозвался Жиль. — Не думаете же вы, что этот Легро набрался наглости поселиться в господском особняке.

— Наглости у него хватает, будьте уверены.

Он поселился тут и убираться не думал, насколько мне известно.

— Допустим. Тогда он, наверное, переехал в другое место, когда узнал, что плантация продана. Где он раньше-то жил?

— У реки, подальше от бараков. Но и это ничего не объясняет. В доме прислуживала, по крайней мере, дюжина домашних рабов. Где экономка — толстая Селина? А Саладен — молочный брат старого Ферроне? Где Зели и Зебюлон, где Шарло, Гюстен, Тисба… и остальные?

— Где же им быть? Работают, вероятно, на полях… Вряд ли Легро позволит им бездельничать.

— Вот уж нет. Легро негодяй, но он знает цену таким слугам, как эти. Селина — лучшая кухарка на острове, а старик Саладен вполне мог бы прислуживать королю…

— Значит, он их продал. Если они и впрямь так хороши, как вы говорите, он за них немало выручил. Может, мы наконец войдем? Надеюсь, все же в этом доме найдется что-нибудь прохладительное, да и перекусить бы не помешало. Постель, конечно, придется стелить самим, но это неважно…

Достав из кармана связку ключей, которую вручил ему нотариус. Жиль взбежал на крыльцо и подошел к красивой резной двери красного дерева, отполированной так, что она казалась обитой темным атласом, со сверкающей медной ручкой — неоспоримое свидетельство того, что еще совсем недавно ее заботливо начищали.

Дверь беззвучно открылась, и Турнемин увидел довольно темную из-за закрытых ставень просторную прихожую с мраморным, белым с черными звездами полом. Прихожую, в которой, если не считать узорных чугунных перил красивой лестницы, не было буквально ничего. Ни мебели, ни картин на стенах. А сквозь распахнутую дверь напротив открывалась следующая, столь же пустая, комната. Очевидно, из дома вынесли все до последнего гвоздя…

ТАМТАМЫ В НОЧИ

Зловеще и гулко звучали в пустом доме шаги семерых мужчин. Вот их сапоги застучали по паркету из красного дерева — они вошли в просторную гостиную, занимавшую чуть не половину первого этажа. Трое матросов: Жермен, Лафлер и Мулен — принялись открывать ставни, и чем ярче полуденное солнце освещало великолепную залу, тем заметнее становилось ее плачевное состояние. По более светлым участкам на ярко-желтых, затянутых шелком стенах можно было судить о том, как здесь были развешаны картины, ковры или зеркала. Люстры с потолков сняты, лишь на полу, как раз под тем местом, где висела одна из них, валялся осколочек великолепного горного хрусталя, по которому можно было судить об их красоте. Финнеган, только что перечислявший, словно на поминании, пропавших слуг, принялся теперь за мебель:

— Это что-то невероятное! Вот здесь, возле окна, стоял лакированный клавесин — госпожа Ферроне прекрасно на нем играла. А возле камина — кушетка для хозяйки и большое кресло: в нем сам хозяин любил выкурить гаванскую сигару, почитывая местную газету, негры еще называют ее «говорящей бумагой»… Вот тут у стены — чудесные парные консоли, а дальше — великолепный комод из мастерской самого Райзнера. Здесь висело большое зеркало, а там — портреты предков Ферроне в овальных рамах.

Было много ковров, юнаньских и привезенных из Франции. Куда можно было все это деть?..

— Как куда? Сеньор Легро воспользовался отсутствием владельца и продал обстановку вместе с домашними слугами. Я, кажется, начинаю понимать, почему ему так не хотелось, чтобы я доехал до собственных владений…

— Молодой Ферроне играл в карты. Вы уверены, что он продал вам дом с мебелью?

Жиль достал из кармана заверенную мэтром Мобланом купчую и пожал плечами.

— Сами прочтите! Здесь означено приблизительно все, что вы назвали. Что же… осмотрим дом до конца, хотя бы для очистки совести, потому что я не сомневаюсь — остальные помещения опустошены так же.

И действительно, большая комната, служившая спальней хозяев, была пуста. Зато в соседней, библиотеке, они обнаружили кое-что интересное.

Стеллажи оказались на месте, а на стеллажах стояли книги. Без сомнения, тот, кто руководил работами по опустошению особняка, не слишком высоко ценил чтение… Но вся остальная мебель пропала, и странно было видеть на стене сиротливые полки из красного дерева с медной отделкой и выстроившиеся в длинные ряды фолианты в старинных, потускневших от времени переплетах, в буквальном смысле брошенные в пустыне.

Дверь из спальни вела в комнату поменьше, служившую, вероятно, будуаром, а другая — в совершенно голую ванную и гардеробную с пустыми стенными шкафами. На втором этаже то же самое: ни единой кровати, ни какой-либо другой мебели, ни безделушки…

— Счастье, что женщины не приехать, — заметил Понго. — Что наша делать с ними в пустой дом?

— Да уж, в самом деле, — проворчал Жиль. — Сроду еще не видел, чтобы обстановку убирали с такой тщательностью. Даже пыли не оставили…

Пожалуй, это выглядело самым странным.

Особняк был пуст, но абсолютно чист, причем убирали его совсем недавно. И от этой чистоты веяло холодом и враждебностью — если бы они обнаружили паутину в углах, пыль на полу, одним словом, свидетельства запустения, того, что в комнатах давно никто не жил, сложилось бы совсем другое впечатление. А так чудилось, будто «дом Ферроне», оказавшись в собственности чужака, предпочел спрятать все, что хранит память о прошлом, убрать с глаз постороннего, подальше от его нечистых рук дорогие реликвии.