Вересковая принцесса - [45]

— Посмотрим, как ты справишься с этой историей, в которую вмешалась… Я не пошевелю и пальцем! — сказала она решительно и безо всякого сочувствия, оставляя меня один на один с этой титанической задачей.

«Дорогая тётя! Я прочитала твоё письмо. Мне очень больно, что ты потеряла свой чудесный голос, и поскольку моя дорогая бабушка умерла, я высылаю тебе деньги», гласили каракули на бумаге, лежавшей сейчас передо мной. Начало было удачным, и я широко раскрыла глаза в поисках идей для продолжения.

Изумительный аромат заструился мне навстречу… Это были принесённые садовником цветы; прекрасные и бледные чайные розы свисали тяжёлыми гроздьями, и — о Боже! — снизу все эти роскошные розы, азалии и камелии охватывал венок из цветущего вереска! Как чутко садовник всё продумал!.. Я отбросила перо и погрузила руки в цветущие стебли… Перед моим взором возникла крыша Диркхофа, над которой безостановочно жужжали пчёлы; я услышала крики сорок над вершинами дубов… Я видела, как старая сосна изнемогает под палящим послеполуденным солнцем, а жёлтые цветки дрока сверкают, как звёзды, на лилово-пурпурном ковре цветущего вереска… Голубые бабочки! Вот я бегу за ними к берёзе через густые ивовые заросли, и мои горячие босые ноги внезапно попадают в восхитительно прохладный ручей!.. Я очнулась и решительно обмакнула перо в чернила, изобретённые, несомненно, специально для моих мучений. Но надо продолжать! «Мы с отцом живём у господина Клаудиуса в К., это на случай, если ты соберёшься мне написать и сообщить, как дошли деньги по почте». — Точка! Составлено хорошо, но сможет ли она это прочитать? Илзе всё время утверждала, что в моей писанине нельзя найти никакого смысла, поскольку буквы «стоят вкривь и вкось друг за другом». — Ах, там на газоне затанцевал журавль, и целая стая цесарок испуганно упорхнула за каменное ограждение пруда — из кустарника вышел Дагоберт; он размахивал тростью в такт широким шагам, целенаправленно направляясь к «Усладе Каролины»… Я испуганно пригнулась, поскольку он безотрывно смотрел на окно, за которым я сидела. Нет-нет, он не войдёт — с моей стороны было бы просто глупо поддаться мгновенному порыву и побежать закрывать дверь!.. Он пошёл наверх, в библиотеку; я слышала его гулкие шаги на последних ступенях каменной лестницы… Боже, как же много всего происходит в мире, как много можно увидеть и пережить, и при этом находятся люди, которые целыми днями пишут, склонившись над безжизненной бумагой, — как, например, господин Клаудиус над своими огромными фолиантами в главном доме!..

Ну, ещё подпись: «Твоя племянница Леонора фон Зассен», а затем адрес, который я тщательно, буква за буквой, списала со скомканного фрагмента письма моей тёти… Слава Богу! Это было первое и, конечно, последнее письмо в моей жизни — я никогда больше не буду этим заниматься! Перо снова лежало на старомодной чернильнице — я желала ему от всего сердца вечного покоя!..

Илзе должна была скрепя сердце наложить на конверт пять печатей. Затем она брезгливо, в кончиках пальцев, словно письмо могло обжечь, собственноручно отнесла его на почту — она не могла доверить такие деньги чужим людям.

Всякий раз, когда я вспоминаю об этом жалком письме и его последствиях, я думаю о невинной птичке, которая по незнанию принесла на прекрасную цветущую клумбу семечко злого, бурно растущего сорняка.

15

Фирма Клаудиус была основана очень давно. Она пользовалась известностью ещё в первой половине семнадцатого века, когда во время охватившей весь мир голландской тюльпаномании за три луковицы сорта «Вечный август» («Semper Augustus») давали тридцать тысяч гульденов — сумму совершено непостижимую в наши дни. Своё огромное состояние Клаудиусы нажили главным образом в ту эпоху. Они освоили тюльпановую ветвь цветочной индустрии и выращивали ценнейшие сорта этих прекрасных цветов. Говорят, что в немецких оранжереях Клаудиусов выводились известнейшие экземпляры, продавались в Голландию по баснословным ценам, адаптировались там и отправлялись в торговлю под голландским штемпелем… Но чем больше становилось богатство торгового дома, тем честнее, скромнее и сдержаннее по отношению к миру вели себя владельцы фирмы. Они придерживались строжайшей мещанской простоты, и в череде завещаний и последних распоряжений будущим наследникам неизменно присутствовало суровое напоминание о самодисциплине, честности и избегании всяческой роскоши под угрозой лишения наследства в случае неповиновения.

Именно поэтому мрачный фасад тёмного каменного дома на отдалённой городской улице никогда не знал украшающей реставрации… Все Клаудиусы жили здесь — в том порядке, в каком они приходили в мир, — и служебное помещение фирмы, огромная каменная комната с коричневыми обоями, выглядела сегодня точно так же, как и в те времена, когда в ней упаковывались ценнейшие луковицы, из которых перед лихорадочно восхищёнными глазами тюльпановых фанатиков должны были вырастать деспотически царственные прекрасные цветы.

Старые владельцы, которые одной рукой ухаживали за нежными цветами, а другой сковывали потомков железными путами и бронёй, должны были знать, что изменение и разнообразие видов не укладывается в прокрустово ложе законов, и будь они мудрее, они бы перенесли этот цветочный опыт и на человеческую натуру, к несомненной пользе последней.