Верен до конца - [61]

— Только получше на месте разберись, в чем дело, как это они сумели всех опередить, — предупредил я.

Меня точил червь сомнения: машин мало, положение авральное — и вдруг такой успех. Откуда он?

— Что ты за Фома Неверующий, Василий Иванович! — кипятился председатель райисполкома. — Все решает энтузиазм масс.

Увы, подозрения мои оправдались. Ну и оконфузились бы мы, поспеши корреспондент с хвалебной статьей!

Видно, наши стенания все-таки дошли до «небесной канцелярии»: дожди наконец-то утихли. Снова августовское солнышко загуляло по небосводу, земля стала парить, просыхать.

Правда, почва в Червене скверная — суглинок. Глянешь — земля вроде сухая. Но вот попробуй ступить… Раз, помню, во время дождей трактор «ЧТЗ» отошел от дороги метров на двадцать и безнадежно завяз. Чтобы вытащить его, пришлось рыть траншеи.

Наконец земля по-настоящему высохла. Можно было продолжать уборку, быстрее вести хлебосдачу.

В разгар уборочной наша Червенская МТС разбогатела: пришли первые комбайны. Все мы воспрянули духом, любовались этими великанами: теперь-то наверняка и скосим, и обмолотим хлеб в срок. Словом, торжество было полное. При распределении машин долго спорили, кому в первую очередь дать комбайны. Решили, лучшим колхозам, как бы в премию. Они быстро уберут хлеб, и тогда степные корабли поплывут на другие поля.

Так и сделали.

Ждем первых вестей. И ждать пришлось недолго.

Я сидел в кабинете, просматривал утреннюю сводку уборки по сельсоветам, когда зазвонил телефон. Снял трубку, в уши мне ударил тревожный, запыхавшийся голос:

— Райком? Райком?

— Слушаю вас.

— Кто это? Товарищ Козлов? Товарищ Козлов, у нас… бунт в колхозе.

Меня точно по виску ударило.

— Какой бунт? Где? Вы, случаем, не с похмелья?

— Истинная правда, товарищ Козлов… Несознательные элементы.

— Кто вы такой? Откуда?

— Из Клинка. Колхоз имени Ленина. Бригадир я полеводческой.

— Объясните толком, в чем дело.

Выяснилось следующее: вчера комбайн начал убирать на колхозном поле озимую рожь. С вечера в деревне было неспокойно. Женщины собирались группами на улицах, о чем-то шушукались. Затем целая толпа их привалила в правление и стала требовать, чтобы комбайн отправили обратно в МТС: обойдутся, мол, и без него.

Как их не урезонивали председатель, секретарь парторганизации, колхозницы стояли на своем.

Сегодня утром на поле высыпали чуть ли не все женщины деревни. Одна группа принялась жать рожь серпами, вручную. Вторая плотной стеной выстроилась перед комбайном, не давая ему возможности работать.

В телефонной трубке я слышал взволнованный голос бригадира:

— Грозятся, товарищ Козлов! Если комбайн продолжит косить, то эти несознательные бабы начнут кидаться под ножи. Какое нам указание будет? Остановить машину? Или как?

— Указание может быть лишь одно: урезонить женщин, — ответил я. — Разберитесь спокойно, выясните причину недовольства. Я сейчас же выезжаю к вам.

Что и говорить, происшествие было чрезвычайное. Я немедленно вызвал Аладку с «газиком-вездеходом», заехал за директором МТС, и мы покатили на место «антикомбайнового бунта».

Денек разгорелся ясный, хоть бы одно облачко на небосклоне, и от этого мне было еще досадней. Только наступило долгожданное ведро, сейчас работать бы и работать, наверстывать упущенное в непогоду, а тут, на тебе, придется терять золотое время!

— Нет ли там какой кулацкой агитации? — предположил директор МТС Дубовский. — Сами женщины вряд ли начали бы.

Что мне было на это отвечать? Я сам ничего толком не знал.

— На месте разберемся.

Шофер некоторое время прислушивался к нашему разговору, а потом и говорит:

— Дело-то проще пареной репы. Просто пожадничали колхознички: жалко десятую долю урожая отдавать за уборку МТС. В колхозе, где отец мой работает, такая же волынка случилась.

Что ж, вполне могло быть и так.

Кончился лесок, показались крытые соломой хаты села.

В правлении колхоза имени Ленина руководителей не оказалось: все были у комбайна. Но счетовод и учетчик нам подтвердили, что Аладка был прав: колхозникам просто-напросто стало жалко десяти процентов, поэтому они и запротестовали против механизированной уборки.

Мы отправились на поле.

— Сколько председателей просили комбайн, — возмущался по дороге директор МТС Дубовский. — Отказали. Решили Клинок премировать. И вот благодарность! Отнять у них машину да перебросить в другой колхоз!

Я с этим не мог согласиться. Нужно было во что бы то ни стало разбить антикомбайновые настроения, тем более что они, оказывается, были характерны и для других сельхозартелей. Сплетня всегда преувеличивает факты до нелепых размеров, и я не хотел, чтобы слухи о «бунте» загуляли по району, поколебали уже сложившееся отношение к машинам и у других колхозников.

Еще издали мы увидели комбайн. Он стоял посреди поля, а перед ним женщины — как наседки перед коршуном. Тут же вертелись растрепанный председатель колхоза, секретарь парторганизации, сельсоветчики. Комбайнер в стороне нервно курил папиросу. Хлеба волновались под ветерком, высокие, густые, бело-желтые. У дороги, прямо на земле, горой возвышалось зерно: высыпали из бункера. То ли подводы не успели подогнать, чтобы перевезти его на ток, то ли вообще про зерно забыли.