Вербное воскресенье - [59]

Что увидим, то увидим.

Две трети своей жизни я был пессимистом. Мне до сих пор непривычно видеть в себе оптимиста. Но сейчас я стал понимать, что недооценивал человеческий интеллект и предприимчивость. Я честно считал, что мы настолько глупы, что продолжим раздирать планету на куски, продавать их друг другу, выжигать дотла. Я не ждал термоядерной войны. Просто был уверен, что мы, как саранча, сожрем всю планету от скуки и жадности, и не за века, а в течение десяти — двадцати лет.

Килгор Траут написал научно-фантастический рассказ «Пожиратели планет». Рассказ был про нас, мы были кошмаром Вселенной. Что-то вроде межпланетных термитов — мы прибывали на планету, сжирали ее и умирали. Но прежде чем умереть, мы рассылали во все стороны космические корабли, чтобы они основали новые колонии. Мы были злокозненной заразой, ведь наша манера обращаться с планетами не была вызвана необходимостью. Заботиться о планете легко.

Наши внуки будут считать нас пожирателями планет. Более бедные, чем Америка, страны и сейчас считают Америку пожирателем планеты. Но скоро все изменится. Среди нас все больше людей, готовых сказать «нет, спасибо» нашим заводам. Когда-то мы были одержимы потреблением, думая, что это как-то утолит нашу жажду, спасет нас от одиночества.

Этот эксперимент проводился на самой богатой нации в истории. Потребление помогло немного, но не настолько, как обещала реклама, и теперь мы понимаем, как сильно производство некоторых товаров вредит планете.

Мы готовы обойтись без них.

Мы готовы обойтись без чего угодно, чтобы сохранить жизнь на планете на долгое, долгое время. Я к этому не привык. Нашу готовность можно считать религиозным энтузиазмом, поскольку он прославляет жизнь и призывает к разумным жертвам.

Это плохая новость для бизнеса, мы понимаем и это. Зато для людей, которые любят учить и управлять, новость, должно быть, поразительная. Слава Богу, что вместо суеверий у нас теперь есть надежная информация. Слава Богу, что мы можем мечтать о таких сообществах, в которых люди смогут жить в гармонии с собой и окружающими.

Вы только что слышали, как атеист дважды восславил Бога. Услышьте и это: Боже, благослови выпуск 1974 года!

Шесть лет спустя я, по крайней мере внешне, оставался непоколебимым атеистом, поскольку 27 января 1980 года, на праздновании 200-летия со дня рождения Уильяма Эллери Ченнинга, произнес эти слова в Первой приходской унитарианской церкви в Кембридже, штат Массачусетс.

Речь будет короткой. Я не буду смотреть вам в глаза.

Это был только сон. Я знаю, что это был сон. Он снился мне раньше. Это сон о позоре космического масштаба. Я стоял перед большой, прилично одетой аудиторией. Я обещал прочесть речь о самом глубоком и поэтическом из всех человеческих качеств — об уважении и чувстве собственного достоинства.

Пообещать такое мог бы только сумасшедший, но, сами понимаете, — это сон.

И вот пришло время мне произносить речь. Но было нечего сказать. Нечего.

Дубидубидубиду.

Потом я просыпаюсь и рассказываю жене свой сон. «И где это происходило, лапушка?» — спрашивает она меня. «В церкви на Гарвард-сквер», — отвечаю я, и мы долго смеемся.

Но всякий раз, как я видел тот сон, на мне были только армейские трусы цвета хаки. Сегодня я одет по-другому — может, это и не сон вовсе. Как тут поймешь?

В этом сне — если я сейчас сплю — мы отмечаем двухсотлетие со дня рождения Уильяма Эллери Ченнинга, основателя американского унитарианства. Хотел бы я родиться в общине, подобной этой, — небольшой, единодушной, процветающей и самодостаточной. В те времена члены общины имели одних предков. Соседи были похожи друг на друга, одевались похоже, одинаково развлекались и готовили одну и ту же еду. Они разделяли общие представления о добре и зле — каков был Бог, кем был Иисус.

Ченнинг вырос в среде, которую антрополог Роберт Редфилд назвал «народным обществом», — в небольшом, относительно изолированном сообществе близких друзей и родственников, стабильной огромной семье. Редфилд писал, что мы все происходим от жителей таких общин, и время от времени мы стремимся вернуться в нее. Народное общество, в его, да и в нашем представлении, — идеальный способ организовать жизнь таким образом, чтобы заботиться друг о друге, справедливо распределять блага и уважать близких.

Может, и так. Может, это тоже сон, но я не хочу так думать.

Не исключено, что народное общество Ченнинга, с центром в Гарварде, было самым интеллектуальным и творческим, какое только знало Западное полушарие. Я говорю «не исключено», потому что мы еще мало знаем про инков, ацтеков, майя и некоторые другие племена. Я даже подумывал включить в список Индианаполис времен моего деда.

Но такого общества больше нет. Его смыли волны пришельцев со всех концов света — вроде меня. Народное общество Ченнинга стало американской Атлантидой.

Одна из самых громких американских легенд связана с гибелью той Атлантиды. Это эпизод с арестом, судом и казнью Сакко и Ванцетти — жители Атлантиды устроили морской бой.

Но оборона запоздала. Ведь бой был дан буквально вчера: Сакко и Ванцетти были казнены в Чарльстонской тюрьме в 1927 году. А эта часть Новой Англии открыла ворота для чужаков с непривычными идеями и обычаями и перестала быть подлинным народным обществом за сто лет до этого, когда Уильяму Эллери Ченнингу было около пятидесяти.