Вербера. Ветер Перемен - [54]

Как жаль, что он так и держит за поводок. Как хорошо, что вокруг так много народа…

После завтрака мне дали одежду и, самое главное, обувь, почти что моего размера – больше всего на пару пальцев, но разве это для метаморфа проблема? Вроде бы это Ирмил смотался ночью на базу и раздобыл для меня вещи.

– Спасибо! – я тепло улыбаюсь магу – это мне несложно. И выразительно поднимаю бровь, так как он смотрит на меня слишком пристально, вероятно, пользуясь тем, что Рравеш обсуждает что-то с командиром патруля.

– Вы – первый метаморф, которого я вижу так близко, – улыбается Ирмил. Растерянные и обезоруживающие улыбки ему удаются отлично, и не скажешь, что чёрный. – Прошу простить моё бестактное любопытство. Остальную нечисть нам показывали во время обучения, а метаморфа нет…

– Не поймали? – спросила я, стараясь не скрипеть зубами. – Или опытов не пережил?

Сколько тебе лет, маг? Выглядишь молодо, а говоришь вообще как мальчишка. Не потому ли тебя дядюшка сослал в патруль – на настоящую нечисть и нежить поглядеть, да с простыми людьми пообщаться?..

Натянув штаны, я вручаю магу плащ, чтобы он держал вокруг меня – мне надо переодеть верх.

Маг розовеет, держит плащ на вытянутых руках и старательно отворачивается.

– Не поймали. В смысле, метаморфов у нас вообще больше не ловят. Верховный маг запретил, хотя согласны, конечно, не все…

– О… – только и могу сказать я. Как-то после такого заявления все вопросы вылетели из головы. Разве что… – А если какой маг поймал и на поводок посадил? И так пришёл в Империю?

Ирмил краснеет так, что у него полыхают уши.

– Я пытался перехватить ваш поводок… но не получилось. Не знаю, почему. Простите…

Подошедший Рравеш молча забирает у мага плащ, и тот поспешно уходит. Паладин провожает его задумчивым взглядом, смотрит на меня насмешливо – ясно, что слышал если не всё, то многое, но молчит. И я точно знаю, что, несмотря на отсутствие силы, бывший паладин куда опаснее молодого, наивного мага.

Закончив переодеваться, выхожу из-под прикрытия плаща. Не удержавшись, спрашиваю, заглядывая в глаза:

– Не боишься Верховного мага, паладин?

Он лишь пожимает плечами.

Мы и в самом деле сделали большой крюк на пути к столице, надо навёрстывать, но я не собираюсь снова тащить паладина на себе – нет ни сил, ни желания, а Рравеш о таком, к счастью, и не заикается. Один из оставшихся у него ещё светлых кристаллов Рравеш выменял у Имрила на приличную сумму, так что в первой же деревне мы купили лошадей. Впрочем, я ехала верхом редко – большую часть времени парила в воздухе птицей, или же бегала по лесу волком. Паладин никак за поводок не дёргал, и я даже стала задумываться – а если Верховный маг избавит меня от поводка, смогу ли я просто вычеркнуть Кристиана Рравеша из своей жизни и забыть как страшный сон, или всё равно попрусь за ним – искупать свою вину, и просто не в состоянии расстаться?.. Гордость говорила – смогу. Сердце… ныло и сомневалось.

– Расскажешь ещё что-то про Айгора? – спросил Рравеш в один из редких привалов, когда я приняла человеческий облик и даже решила ему помочь со сбором хвороста, раз уж охотиться не надо – еда ещё была.

– Он умрёт. Я вырву его сердце и растопчу, – поведала я самое главное, что знала о своём бывшем хозяине. Хотя, конечно, моему спутнику нужно другое.

– Ирби… – недовольно прищурился паладин.

– Что? – вскинулась я. Недавний полёт и обманчивое ощущение свободы ещё кружили голову. – Метаморфу нельзя себя защищать? Может, хочешь послушать, что он со мной делал?

Я уверена, что паладин откажется, отмахнётся, но он стискивает зубы и выталкивает короткое, злое:

– Хочу.

У меня нет лишней стыдливости, зато есть желание донести до паладина, что человек – то ещё чудовище, особенно, когда уверено в своей безнаказанности, так что я вываливаю всё, что могу вспомнить. Боль, море боли каждый раз, когда он меня вызывал, просто так, чтобы метаморф не забывался, чтобы потешить самолюбие, подержать в руках чужую жизнь. А ещё отдельно наказания, наказания и наказания… К счастью, он был достаточно глуп, верил, что мой настоящий облик – мужской. И ещё верил, что метаморфа не надо кормить и поить, а я была слишком горда, чтобы его разубеждать, так что мои самые голодные и сложные недели в жизни связаны именно с Айгором…

Про хворост и, вероятно, давно потухший костёр, забыли мы оба. Паладин как натянутая струна, и не поймёшь, что он там себе думает. Речь я заканчиваю вопросом:

– Что бы ты сказал человеку, паладин, случись это с ним? Что бы ты сказал, например, своей невесте? Нельзя? Даже такого убивать нельзя?

– Ирби… – паладин берёт меня за талию, и мне приходится запрокинуть голову, чтобы видеть его глаза. Мне очень нужно видеть его глаза. – Я сказал бы своей невесте, что ей не нужно убивать его самой. Я с удовольствием убью для неё. Ирби. Тебе не нужно убивать самой. Я с удовольствием убью его для тебя.

Мне хочется сказать паладину, что он дурак. И даже почти негодяй. Зачем он так бессовестно мешает понятия и фразы, сбивая с толку и так порядком запутавшегося метаморфа?

Но я не могу, потому что этот почти негодяй меня целует, нежно, как никогда. И я боюсь шевельнуться и прогнать наваждение – сейчас мне кажется, что он и в самом деле ради меня убьёт, умрёт, и вообще, сделает всё, что угодно…