Вербариум - [48]

Мы пришли одновременно – с одной стороны Дед, Муха и я, а с другой – Тимофей, Швед, Боромир и Гольд. Боромир – это за сходство с киношным персонажем, а Гольд – «золото» по-немецки. Он как-то нашёл банку с золотыми монетами.

Столы в «Последней надежде» были небольшие, мы состыковали два, сели и спросили живого пива. Свобода и независимость принесли Латтонии ещё и такую дрянь, как химическое пиво. Тины и туристы его пьют, потому что ничего лучшего не знавали, у них вкус испорчен. Но мы-то местные, мы знаем, что такое правильное пиво.

– Спасибо, Тимофей, – сказал Дед. – Это было неожиданно.

– Да ладно, – ответил Тимофей. – У нас есть вопросы.

Вопросы были предсказуемые. Дед наплёл Тимофею про гипнотизёршу. Боромир и Гольд поверили, Швед смотрел на нас с подозрением.

– Надо с ней встретиться. Это очень важно, – сказал Тимофей.

– Для кого важно?

– Для всех.

– Все – это кто?

– Латтонцы. И русские.

– Первые, значит, латтонцы…

– Для них важнее. То есть сперва – для них важнее. Потому что… – Тимофей задумался. – Потому что у них – беда. Горе.

– У русских тут, значит, ни беды, ни горя?

– Не заводись, Дед, – попросил я. – Всем плохо из-за этой исторической справедливости, черти б её побрали.

– Не я её восстанавливал, – буркнул Дед.

– И не я, – сказал Тимофей. – У меня отец наладчиком оборудования на «Электроне» работал, брат матери был слесарем шестого разряда, сестра матери – сборщицей пятого разряда. Где теперь «Электрон»? Там в цехах этот… бардак!

Цеха лучшего прибалтийского завода, отремонтировав, отдали торговому центру. Там и мой батя работал. Теперь батя – в строительной бригаде, в Голландии. Но если так – может, наши отцы вообще в одном цеху трудились? Может, и руку друг другу пожимали, жёстко, по-мужски? Надо же, какой сюрприз…

– Эта дама нам нужна. Может быть, поможет. Дайте её координаты, пожалуйста, – попросил Швед.

– Загипнотизировать русских политиков, чтобы заговорили по-латтонски? – предположил Муха. – Так наши уже чешут по-латтонски не хуже ваших. И врут примерно так же!

– Это и плохо, что не хуже… – Тимофей вздохнул. – Ребята, сейчас по-латтонски говорить нельзя. Не советую.

– Я перевожу с латтонского. Что, уже и не переводить? – удивился Муха.

Тимофей и Боромир переглянулись.

– Ты ничего такого не замечал? С тобой всё в порядке? – спросил Боромир.

– Всё вроде.

– Нам нужен сильный гипнотизёр. Обычного пробовали. Фуфло, – сказал Тимофей. – Для дураков. Как раз такой, который заставляет менять язык… лингвистический гипнотизёр, вот такой. Может, он поймёт…

– Да, – добавил Швед. – Нам нужно кое-что понять.

Мы ещё немного потолковали, но ничего нового друг другу не сказали.

– Не хотите помочь, – подвёл итог Тимофей. – Ладно.

– Объясните, в чём дело! – потребовал Дед. – Говорите загадками и хотите, чтобы вам помогали!

– Не можем, – Тимофей встал. – Ну, хорошо. Мы уходим. Добрый совет на прощание – не говорите по-латтонски.

И они действительно ушли – к нашему великому изумлению, без мордобоя.

– Временно прекращаем наши диверсии, – сказал Дед. – Нигде не светимся. Питаемся пиццей с доставкой на дом.

– Дед, мы как-то плохо с ними поговорили… – Муха вздохнул. – У меня такое ощущение, будто они попали в большую беду.

– Плохо, – согласился Дед. – Нужно было ещё спросить у них, какого чёрта они околачивались на всех этих национальных тусовках! И ещё спросить – не они ли нас сдали!

– Дед, у тебя логика глючит. Они же нас спасли от безопасности, – напомнил я.

– А если это – спектакль? Театр? Чтобы без мыла к нам в задницу влезть? Орлы, они же латтонцы! Они могут вести себя, как ангелы, а потом вспомнить, что они – латтонцы! Что, разве этого не было? Как за свободу и независимость на баррикадах сидеть – так мы им лучшие друзья! Кончились баррикады, началась независимость – так пошли вы на фиг, русские иваны, хозяева жизни тут – латтонцы!

Возражать мы не стали – так оно всё и было.

Но ощущение беды не только Муху беспокоило – я видел, что с Тимофеем и его ребятами неладно. Они что-то знали – ну, вроде как знает человек, что его близкие больны какой-то стыдной болезнью, о которой говорить просто невозможно, а лечить всё-таки надо.

Но Деда не переубедишь. И в чём-то он был прав – латтонцы люди уживчивые, но камень за пазухой носить любят и умеют.

На всякий случай мы спросили у симбионта, не замечал ли он каких-либо странностей в латтонском языке.

– Нет, – ответил наш чёрный столбик. – Живёт и развивается соответственно законам. Количество заимствований в пределах нормы.

А потом Муха узнал, что собираются сносить один дом на окраине. У него бульдозерист знакомый, снабжает такой инфой. Я съездил, посмотрел. Вернулся с докладом: если эту халупу не снести, она сама кому-нибудь на голову рухнет. Судя по тому, что домишко стоял на краю здоровенного сада, участок купил богатый дядька и решил там взгромоздить очередной особняк с подземной сауной.

– Может ли там быть что-то ценное? – спросил Дед.

– Дом, по-моему, построен в тридцатые годы. Там ещё штуки четыре разных сараев. Вот сараи, кажется, более перспективные.

– А забор?

– Есть забор. Но я обошёл по периметру – там можно организовать дырку.