Веранда в лесу - [96]
Ч е ш к о в. Пожалуйста. Машина на улице.
Щ е г о л е в а. Куда мы поедем?
Ч е ш к о в (в ярости). А ты куда хочешь?
Щ е г о л е в а. Домой.
Ч е ш к о в. Тогда ты пойдешь пешком. Иди, иди!
Щ е г о л е в а. Я тебе говорила: это бессмысленно. Мы всегда будем в чем-то виноватыми.
Ч е ш к о в. Я найду выход.
Щ е г о л е в а. Конечно, ты сможешь жить с другими женщинами, не сомневаюсь, но со мной нет… В какую сторону мне идти? Я не знаю дороги.
Ч е ш к о в. Едем!
Щ е г о л е в а (закуривая). Куда мы едем?
Ч е ш к о в. Я тебя заставлю слушаться! (Вырывает у нее сигарету, бросает на пол, гасит ногой.) Ты у меня будешь слушаться! Равноправия ты у меня не увидишь!
Щ е г о л е в а. Куда мы едем?
Ч е ш к о в. Я не знаю, куда мы едем…
Полная тьма. И во тьме деловые, четкие голоса.
Ч е ш к о в. Прошу извинить за задержку. Как слышите меня, главный?
Г о л о с. Прекрасно.
Ч е ш к о в. Электросталеплавильный?
Г о л о с. Отлично слышу.
Ч е ш к о в. Гидроочистка?
Г о л о с. Хорошо слышу.
Ч е ш к о в. Смесеприготовительный?
Г о л о с. Слышу вас.
Ч е ш к о в. Вспомогательный?
Г о л о с. Есть вспомогательный!
Ч е ш к о в. Термообрубной!
П о д к л ю ч н и к о в. Отлично слышу! Великолепно!
Полный свет. Ровными спокойными шеренгами выстроены участники спектакля, их много — это завод!
1971
КОВАЛЁВА ИЗ ПРОВИНЦИИ
Пьеса в двух действиях
К о в а л е в а — судья.
Ф о м и н — председатель областного суда.
Т о р б е е в — областной прокурор.
Л ю с я — секретарь суда.
С о с н о в с к а я }
М о л ч а н о в } — заседатели.
Б а б о я н }
С к о р н я к } — адвокаты.
М с т и с л а в И о в и ч — пенсионер.
М е щ е р я к о в — хирург из другого города.
Н и к у л и н — плотник.
Ч а ч х а л и я — шофер.
М а р и я — жена Никулина.
Ж е н щ и н а с в я з а н и е м.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Участники представления рассредоточиваются среди прочных деревянных диванов с высокими спинками, столов и кресел. Это происходит небыстро, с чувством ответственности и ожидания. Когда все устраиваются, со своего места поднимается усталая К о в а л е в а.
К о в а л е в а. Я Елена Михайловна Ковалева. Тридцать семь лет. Немолодая. Судья. Дел много. Раздел имущества, вселения, выселения, авторские права, разводы, восстановления на работу, право наследования, раздел детей, честь и достоинство граждан, дела о квартирных перегородках и тому подобное… (Умолкает, взглядывает вопросительно на Фомина.)
Поднялся сидящий в стороне на стуле Ф о м и н.
Ф о м и н (глыбистый, старый. Дополняет). Это называется — гражданские дела. Цивильное право. Дела возникают из обыденной жизни. Бытовые пикантные иногда, иногда скучные, но за ними людская боль, заботы, слезы, порой счастье и торжество, дающее силы жить. Мы, юристы, считаем гражданский процесс в сравнении с уголовным несколько более сложным. Какой-то остряк из адвокатов назвал Ковалеву испытательным стендом. В определении есть гривуазный оттенок, но есть и правда. Я, Фомин Анатолий Иванович, председатель областного суда, до сегодняшнего дня твердо считал, что сложные гражданские дела надо испытывать на Ковалевой. (Смотрит на нее.) Продолжайте свидетельские показания. (Садится.)
Ковалева удивлена. Помедлив, ищет взглядом, кого-то среди участников. Встал М с т и с л а в И о в и ч. Высокий, худой старик в грубом полосатом пиджаке, спортивных брюках и кедах. Вещи делают его похожим на юношу.
М с т и с л а в И о в и ч (с достоинством). Мстислав. Отца звали Иов. Мстислав Иович. Большую часть жизни провел в тайге, в тундре. Единственный раз выходил из тайги надолго. В сорок первом. Благодаря исключительным связям, будучи уже немолодым, попал в летную школу. Сбил один немецкий самолет и вернулся в тайгу. Вот уже девять лет на пенсии. И все девять живем с Еленой Михайловной в одном доме, в одной квартире…
К о в а л е в а. Это мой свекор. Отец моего мужа.
М с т и с л а в И о в и ч (подтверждая). Да. (Садится.)
К о в а л е в а (стоя там же, негромко). Мещеряков.
Из глубины выходит М е щ е р я к о в. Доброе лицо, простой, хорошо скроенный костюм, в руке кепка.
М е щ е р я к о в. Мы встретились на пароходе. Ранний весенний рейс. Туда — и обратно. Двадцать два дня. Она сидела в шезлонге, я подошел. Двадцать лет держу скальпель, основательно заземлен, не знал, что со мной может случиться чудо. На другой день она сказала, что она исполкомовский работник. Я сказал на это, что она представительница редчайшей заповедной породы, в ней все перемешано: сухость, сдержанность, осторожность, естественность, сногсшибательная доверчивость, старомодная стыдливость, оголтелый цинизм и чистая вера во все святое. Я таких непосредственных не встречал. В тот день — мы шли назад — была стоянка в Казани, в тот день, когда уже не имело смысла молчать, она сказала, кто она. С настороженностью, с грубоватой фразой вроде: «Я вообще не распространяюсь на отдыхе, кто я и что…» И я понял, она стыдилась случившегося. Она была уверена, что ни на что не имеет права. Мы переписывались все лето.
Вперед храбро вырывается Л ю с я. Это вызывает общее недоумение. Мещеряков неловко отходит в сторону.