Веранда в лесу - [200]

Ваши ранги дают вам большую свободу от многих мелочных забот, которые есть в жизни рядовых людей. Только творите! Захожу в зрительный зал, говорят: ушел. Репетируют мальчики. Я понимаю, у вас свои ритмы, но зачем эти посиделки? Я думаю о вашем достоинстве.

В о з н е с е н с к и й (встает; задумчиво). Пошли выпьем!

Ч и м е н д я е в. Не пью в рабочее время.

В о з н е с е н с к и й. А когда у нас нерабочее? Годовщина эксперимента. Извините, что забыл. У меня не было директора, которому бы не хотелось набить морду. За это выпьем!

Ч и м е н д я е в. У вас президиум ВТО.

В о з н е с е н с к и й. Побоку. Скажите: вы в меня верите?

Ч и м е н д я е в. Я в вас верю, Олег Олегович.

В о з н е с е н с к и й. Все! Начинаем новую жизнь. Заседания побоку. Вместо президиума пойдем с вами и хорошо выпьем!

Ч и м е н д я е в (садится). Лариса Ивановна меня ждет.

В о з н е с е н с к и й. Подождет! Не церемоньтесь.

Ч и м е н д я е в. Зачем сказали ей, что одет, как клерк, что вид провинциала? Костюмерный цех — мое. Не забудьте!

В о з н е с е н с к и й. Не орите.

Ч и м е н д я е в. Обусловлена демаркационная линия. Все службы, реклама, зал — мое! Она мой работник! Беспардонность.

В о з н е с е н с к и й. Вы сумасшедший. Она вам нравится?

Ч и м е н д я е в (молчит, потом признается). Очень.

Вознесенский грустно улыбается. Чимендяев смущен.

В о з н е с е н с к и й. Намеревались пересмотреть все московские спектакли. Все не советую, можно рехнуться, и одному не с руки. Позовите Ларису. Она театр любит. Вперед! Сейчас выпьем. (Идет, пятится.) Появилась Анна. Я забыл кое-что. Странно, забыл. Я обещал ей. Хотите быть другом? Хотите?

Ч и м е н д я е в. Я хочу быть вашим другом.

В о з н е с е н с к и й. Купите. Годовщину отразим. Она меня не выпустит. Состоится примирение с этим иезуитом. Переживает!

В отдалении появляется  С в и т и ч.

Извини, Лариса, директора вызвали в Совет Министров.

Ч и м е н д я е в. Извините. (Уходит.)

Свитич издали смотрит на Вознесенского.

В о з н е с е н с к и й. Извини, если разбудил детей.

С в и т и ч. Дети спят крепко, а старухи переполошились.

В о з н е с е н с к и й. Скажи им, работаю по ночам. Хожу, думаю до головной боли. Не знал, что умеешь по матушке посылать.

Свитич спокойно смотрит на него.

Я хотел поговорить с тобой, походить. Ночь теплая-теплая была. Я не позвоню тебе больше. Не нужна ты мне! Извини, я иду на сцену. (Идет на главную площадку.) Окунев, где ты?

О к у н е в  входит, сдвигает щиты. Свитич осталась во тьме.

Здравствуй! Долго намерен осветителей мучить?

О к у н е в. Регулятор купите. (Сдвигает щиты.)

В о з н е с е н с к и й. Куда ездил? Два дня искали. А где Анна?

Ч у д а к о в а  скромно входит со словами: «Я здесь». В руках собака и корзинка с крышкой. Села в стороне, достала бутерброд, ест устало. Дает кусочки собаке.

Что помешало пообедать?

Ч у д а к о в а (ровно). У меня съемки, и каждый день до вечера в театре. За эту дачу не расплатиться.

О к у н е в. Поменьше покупай тряпок! (В микрофон.) Свет!

В о з н е с е н с к и й. Не ругай сегодня Чудакову, она устает.

О к у н е в. Захватывает все роли: боится, переплюнут. До ужаса боится провалов. Никакого риска! (Смотрит, как меняется свет. В микрофон.) Гриша, левые фонари убавь. Еще. (Вознесенскому.) Она звонит мне, говорит: «Испанец»-то получился. Пятьдесят спектаклей за год, аншлаги». Сомневалась, что в Москве живут пятьдесят тысяч пошляков. (В микрофон.) Верни левые фонари. (Вознесенскому.) Я в Ленинграде был. Мешаете мне работать.

В о з н е с е н с к и й (оглядывая сцену). Там новый театр открыли?

О к у н е в. Я видел один спектакль. Играла одна актриса. Ольгу Берггольц. Зал плачет. Там Берггольц в одном месте говорит: «Как мы мечтали, как мы мечтали, как мы будем жить после войны». Я заплакал. Прекрасно. Вспомни, как Беатрису играла. Со сломанной ногой. Больно. Но как! Февраль шестьдесят девятого. Зал стонет. Хромала. Плевать ей на это было — теперь хочет всем нравиться. И непременно тете Мане в восемнадцатом ряду, и чтобы всеобщий успех.

Входит  Ч и м е н д я е в, останавливается, смущенный.

Ч и м е н д я е в. Я  н е  к у п и л. Я передумал.

В о з н е с е н с к и й (строго). Садитесь. Анна, сядь сюда.

Чудакова присела. Чимендяев садится.

(Оглядывая площадку.) А для кого ей играть? Для элиты?

О к у н е в (сел, наблюдает за Вознесенским). Эта элита — полюс обывательницы Мани. Ей — веселенькое, той — что угодно, лишь бы ахнуть от остроты. Смысл, жизнь, содержание — не существенны. Укол булавки и укус комара — тоже остро, больно, но боль сразу проходит.

В о з н е с е н с к и й (словно не слыша, ушел в глубину, несет пуфик, ставит). Извини, Аннушка, пересядь. (Уходит.)

Чудакова пересела, Окунев встает, следит внимательно.

Ч у д а к о в а. Письмо! (Встает в страхе.) Кристина! Видишь? Там. В ящике для писем. От Крогстада. Теперь Торвальд узнает все. Я подделала подпись. Хочу просить лишь об одном, Кристина. Если б со мной случилось что-нибудь, что помешало быть здесь… Так если б кто вздумал взять вину на себя, понимаешь? Ты засвидетельствуешь, я не рехнулась. В полном разуме. Я одна все сделала. Помни!