Веранда в лесу - [150]

Ч е л о з н о в (Ане). Как к этому относишься ты?

А н я. Нормально. Я давно уверена, что в этих лесах витают какие-то духи.

П а х о м о в (усмехается, берет предмет, секунду разглядывает). А может, явление природы… Мы все больше удаляемся от нее, многого не понимаем, вернее, не чувствуем. (Прячет предмет в карман, садится за стол, молчит.) Человек достиг больших знаний, но сам кое в чем деградирует быстро, теряет заложенные в нем способности, ощущения, чувства. В общей массе он хам. Примитивный хам! Равнодушен к среде, взрастившей его, примитивнее людей начала века. Встречи с природой уже называет экскурсией. Значит, приходит в музей. (Хмуро.) Я не люблю музеи. Там остатки потерянного, там мертвое. (Оборачивается, смотрит на играющих, садится прямо и молчит.)

А н я (Челознову). Глупое положение! Пришли по привычке, я не хотела, но вот пришли… Я такая веселая была! В Улыбине была редактором стенгазеты, заметки писала… даже не верится! Ой, Пахомов, придется нам, наверно, скоро опять куда-нибудь переезжать!

Возвращается  М о р я г и н, смотрит на поляну. Тихо появляется  К а т я, останавливается на ступеньке.

М о р я г и н. Ты полежать хотела.

К а т я (вздохнув). Не лежится. (Идет, наливает чай.)

М о р я г и н. Женя спит?

К а т я. Усыпили.

М о р я г и н (всем). У мальчика зубы режутся.

Молчат. Челознов прохаживается.

(Взяв бутылку.) Давай выпьем, Володя!

П а х о м о в. Мне не надо. (Прикрывает стакан.) Нет.

М о р я г и н. Ну, конечно, я теперь враг твой!

Катя садится со стаканом на ступеньку.

Ч е л о з н о в (садится, смотрит на Пахомова). Зачем вы вели разведку, Владимир Михайлович?

П а х о м о в (не сразу). К работе приступили?

Ч е л о з н о в. Не уловил вопроса.

П а х о м о в. Вы сами, лично вы ловите преступников?

Ч е л о з н о в. Нет, они меня ловят. Звонят, приезжают, просят посадить в каталажку.

П а х о м о в. Может, у вас комплекс такой, Борис?

Ч е л о з н о в. Какой?

П а х о м о в. Может, стесняетесь говорить просто или же стремитесь скрыть свое лицо и оттого шутите часто?

Ч е л о з н о в. Угадали! Вы недоверчивый?

П а х о м о в. Да. Мало кому верю.

Ч е л о з н о в (наливает вино). Я тоже с придурью… Вдруг подумал: уж не вы ли соперник мой?

А н я (быстро посмотрев на него). Ошалел, что ли?

Ч е л о з н о в. Шутка! (Смеется.) А вообще, попробуй среди людей, которых встречаешь, определить с достоверностью, кто берет взятки, расхищает социалистическую собственность, обвешивает покупателей и какие у него намерения!

Приходит  Л и д а. Садится молча в качалку.

И встает вопрос юристов всех времен! Как относиться к человеку, с которым сталкивает тебя служба и жизнь? Как к потенциальному преступнику или как к святому неопознанному херувиму? (Пахомову.) И давно у вас это? Недоверчивость?

П а х о м о в. Уродился, видать, такой. Хотя в молодости другим был. (Встает, ходит.) Теперь твердо знаю одно: за все надо платить и бороться. Даже за право честно и хорошо работать. Даже за то, чтобы иметь возможность служить отечеству.

М о р я г и н. Не слишком ли, Володя?!

А н я (Пахомову, сердито). Хватит! Улыбино пора забыть. (Челознову.) Хорошо там жили, с керосиновыми лампами жили, тихо было. Не заводись, Пахомов, я просила. Я не хочу, я ничего не хочу. Мне ничего не надо. Мне уже тридцать три, мы с тобой нигде не были, живи нормально, я, например, хочу в Индию попасть. И вообще, черт возьми, суббота! Налей мне, пожалуйста. Я научилась ценить покой. Раньше любила танцы, а сейчас нравится сидеть на берегу и смотреть на воду. Правда, интересно. Вода кажется живым, одухотворенным телом, возникают причудливые узоры, похоже вдруг на современную графику…

Незаметно подошел  К о р о в и н.

К о р о в и н. Карты сданы, Лидуша.

Л и д а  встает, уходит к играющим.

(Идет к столу.) Преферанс тем хорош, что один из игроков все время свободен и можно подкрепиться. (Берет стакан, разглядывает и ставит на место. Серьезно.) Первое, что надо решить, молодые товарищи, это отношения между народами, а точнее, между социальными системами. (Берет яблоко, разглядывает, ест.) Если решить спор между системами, все остальное решится само собой! (Уходит.)

Ч е л о з н о в. Ну, что ж, ребята, давайте решайте отношения между народами, а мне надо в город ехать! Пора, братцы, мне!

А н я. Чего так вдруг?

Ч е л о з н о в. Пора, пора, покоя сердце просит!

А н я. Напился ты, что ли?

Ч е л о з н о в (грустно). Не напился, а выпил. Хоть уважаю вас, но люди вы чокнутые. В юности я читал в книжках про то, что среда заела человека, а теперь выходит, сам человек заел среду. Может, и правильно, вам видней… Пора мне ехать! И нечего тут больше делать! (Застегивает пуговицы на рубахе.) Прощаюсь с вами, братцы. И с сожалением! Искренне говорю. Есть огонь в ваших сердцах, черт бы вас драл. Прощаюсь! Полюбил вас всех.

М о р я г и н. Тебе за руль нельзя.

Ч е л о з н о в (молчит, вздохнув). Может быть. (Идет, стоит возле играющих, потом уходит совсем.)

Катя отхлебнула чаю, поставила стакан на пол.

М о р я г и н. Хочешь горячего?

Катя молчит. По щекам текут слезы.

А н я. Не плачь, Катя. Перемелется, мука будет.

М о р я г и н