Вера после Катастрофы - [36]

Такова неизбежная логика фальсифицированного учения. Если иудаизм превращается в личное кредо, не требующее коллективного выражения, — тогда действительно две тысячи лет галута — это прискорбный эпизод, неудачное стечение обстоятельств. И чем раньше он будет забыт — тем лучше.

Без Сиона иудаизм и еврейская история теряют смысл. Возвращение — это историческое воплощение веры в то, что наш мир должен стать царством Бога. Эта вера имеет основу в иудаизме, однако она могла бы поколебаться, если бы ее не поддерживала реальность существования еврейского народа и факт его возвращения в Сион. По правилам истории, творимой людьми, живучесть еврейского народа — нонсенс; такой "неправильный" народ просто не может существовать. А уж его возвращение в Сион абсолютно абсурдно: это невероятное сосуществление невозможных идей. Похожая идея есть у Камю: человек — абсурдное явление в абсурдной вселенной. Что ж, быть признанным аномальным абсурдной реальностью, которая сама довольно смехотворна, — это даже вдохновляет.

И все же Израиль существует. Это возможно только потому, что история двояка. Она творится человеком и Богом. Поскольку за построение царства Божия на земле ответствен человек, ход истории может трагически искривляться из-за крематориев и лагерей. И все же царство Божие наступит, оно уже грядет! Развитие этих двух исторических процессов и определяет мессианский ход истории. Израиль — единственный народ, включившийся в оба этих процесса. История Израиля — мессианская история. Для евреев история — мессианский путь к установлению царства Бога на земле. Поэтому Израиль прошел через Освенцим, и поэтому вся история Израиля — путь к Сиону.

Сегодня Израиль наконец пришел в Сион. Вполне возможно что большинство евреев не согласится с нашей интерпретацией иудаизма. Однако события Шестидневной войны были восприняты многими евреями как момент мессианской истории. Во всяком случае в Израиле почти все население было убеждено, что "от Господа это было…" [7]. По-видимому, близко наблюдавшие за поражением арабских армий не могли расценить события иначе. Военные были не в состоянии дать правдоподобные объяснения. Даже нерелигиозные люди настаивали на том, что без чуда здесь не обошлось. Евреи, которые никогда раньше не молились, испытывали огромное желание обратиться к Богу. И вовсе не в окопах, под обстрелом, где многие перестают быть атеистами, а на чистом воздухе победы. Видавшие виды десантники обнимали холодные камни Западной стены древнего Храма, как обнимают возлюбленных. В стране чувствовалось Божье присутствие.

Освобождение Иерусалима может быть поставлено в один ряд с величайшими событиями библейской истории. Ощущение Божьего присутствия безусловно было усилено неожиданностью молниеносной победы. Великие державы легко могли бы предотвратить столкновение враждующих сторон. Но они пренебрегли своей моральной обязанностью и в глупой болтовне потопили возможность сохранить мир. Хотя лидер арабского лагеря угрожал страшной резней, ясно было, что он мог и отступить. Израиль же вообще принял войну как горькую необходимость, к которой его вынуждали абсурдные обстоятельства. Никто не хотел войны, и она свалилась на нас во всей своей драматической неожиданности. Кризис достиг апогея почти за одну ночь. И вдруг произошел резкий перелом. Израилю в руки свалилась самая дорогая награда за всю его долгую историю. И произошло это в тот момент, когда никто ничего подобного не ожидал. Как сказали бы наши мудрецы, спасение пришло, когда мы забыли о нем. Бог спасает в мгновение ока. Древние пророчества приобрели новый смысл.

И тут мы поняли, что неожиданное чудо было на самом деле долгожданным. То, к чему мы меньше всего были готовы, было как раз самым желанным для нас. К своему удивлению мы обнаружили, что, если мы и забыли об этом умом, то не забыли сердцем. Наши сердца оказались мудрее наших умов. В сердце мы ждали не политических преимуществ и военных побед. На это рассчитывает ум, а он как раз был застигнут врасплох. Но сердце ждало Иерусалима с мессианской мудростью. Хочется выразить это состояние строкой "Песни песней": "Я сплю, но бодрствует сердце мое". Наши мудрецы так поясняют эти слова: "Израиль заснул, ожидая конца изгнания, но сердце его не спит и ждет освобождения". Мы пробудились в мессианский час истории и поняли, что сердца наши все это время не спали. Если мы и забыли о свободе, то о ней помнили стоявшие за нами поколения. Если мы и подчинились истории силы, то вся еврейская история не изменила своего направления. Волей-неволей нам пришлось принять то, что было надеждой веков. И то, что произошло у нас на глазах, подтвердило правду, которую всегда чувствовали наши сердца, правду, которую мы так часто отрицали.

После двух тысяч лет изгнания нашему поколению был дарован Сион. В этой точке мы встретились со всей еврейской историей. Мы как будто бы разговаривали с патриархами, гуляли с царем Давидом, слушали пророков, утешали мучеников. Мидраш рассказывает, что на горе Синай в дни дарования Торы присутствовали все еврейские души: и тех, кто умер, и тех, кому предстояло родиться. Когда мы стояли у отвоеванной Стены плача, с нами были все, кто в веках мечтал об этом событии. Стена хранила в себе память обо всех стенах гетто, тюрем, концентрационных лагерей. Стена свидетельствовала, что изгнание не было "просчетом" Бога. Она давала уверенность, что рано или поздно придет избавление. Как? Не так важны подробности. Главное, что "народ, блуждавший в потемках, увидел великий свет…"