Вера после Катастрофы - [15]

…После того, как Тарру излил свою душу доктору Рье, оба почувствовали, что должны что-то предпринять. (Помните вопрос, преследующий персонажей пьесы Эжена Ионеско "В ожидании Годо": "А что мы будем теперь делать?"). Друзья решают пойти поплавать, потому что "слишком уж глупо жить только чумой". Конечно же, человек должен бороться за пострадавших, но если он перестает интересоваться чем бы то ни было кроме этого, то в чем смысл борьбы?[5].

И для того, чтобы доказать себе, что они еще интересуются чем-то кроме чумы, друзья идут купаться. Вначале это может показаться довольно странным, но потом мы понимаем символический смысл этого акта. Для того, чтобы осуществить свое намерение, Тарру и Рье должны раздобыть пропуск и выйти за тщательно охраняемые ворота чумного города. И наконец далеко, в чистой воде залива человек становится свободным "от города и от чумы". Чумный город — это символ абсурдного бытия. И борьбой за жизни пострадавших человек подавляет эту абсурдность. Вот она — попытка быть святым без Бога. Но этого мало. Нужно еще пойти поплавать в заливе, по ту сторону границы абсурда. Купанье символизирует потребность в каком-то трансцендентном источнике ценностей. Без свободы "от города и от чумы" бытие не имеет смысла. Становится бессмысленной даже борьба на стороне пострадавших.

Конечно, можно согласиться с тем, что без "купанья" бытие абсурдно. Тем не менее за его границами нет никакого "залива", никакого трансцендентного источника. Такова, в общем, позиция логического позитивизма, который отрицает допустимость каких бы то ни было суждений об объективных ценностях и сводит всю этику к субъективному ощущению "нравится" или "не нравится". Разумеется, адепт логического позитивизма — не экзистенциалист и не радикальный теолог. Он не скажет, что бытие глупо, потому что он мыслит гораздо логичнее, чем экзистенциалист. Если бы бытие действительно было абсурдно, не существовало бы никого, кто был бы настолько умен, чтобы заметить это. Об этом можно судить лишь с такой точки, с которой видна разница между абсурдным и осмысленным. Внутри самого абсурда такую точку найти нельзя. Надо выйти из области абсурдного и пойти "искупаться в заливе". Но существование "залива" отрицается с самого начала…

Да, экзистенциалист не так логичен, но зато он ближе к истине. Камю прав: жизнь имеет смысл, когда человек настаивает на том, что смысл есть. Не очень логично, но факты не обязаны следовать логике. Если человек настаивает на том, что смысл есть, — это и есть смысл. Даже нигилисты, отрицающие существование всякого смысла, в том числе и смысла, провозглашенного человеком, на самом деле его утверждают.

Ведь их заявления предполагают некие критерии, по которым они оценивают бытие. Эти критерии признаются осмысленными, но после их применения выясняется, что бытию многого не хватает. В результате первоначальные понятия о ценностях отвергают и объявляют, что бытие абсурдно…

В конце концов человек выбирает какую-то форму поведения в качестве единственной осмысленной деятельности в мире общей абсурдности. Человек все время ищет смысл жизни. Даже и отрицанием этого смысла он его утверждает. Сам человек — это смысл. Но он — смысл во вселенной. Отрицание смысла было бы не только нелогичным, но и невозможным. Лишь потому, что в мире есть смысл, существует проблема его отрицания не только логически, но и экзистенциально. И если человек, настойчиво ища смысл, объявляет, что мир не имеет никакого конечного смысла, это означает, что бытие с точки зрения осознанного смысла требует, чтобы в нем было больше смысла. Осуществимы ли такие требования — уже другой вопрос. Нигилист заявляет, что такое утверждение недоказуемо. Нигилизм — это не логическая система, а акт веры в бессмысленность существования, приспособление к тому факту, что поиски смысла бытия оказались безрезультатными. Но это приспособление есть смысл, и первоначальное требование смысла, независимо от того, найден он или нет, — это тоже смысл бытия.

Идею абсурдности вселенной можно воспринимать как догму, которую человек эмоционально принимает. С ней нельзя спорить, потому что она воспринимается как истина, вытекающая из человеческого опыта. Но нужно по крайней мере признать, что в мире есть достаточно смысла для того, чтобы осознать его абсурдность. Если есть достаточно смысла для такого суждения, то найдется достаточно жизненной силы для того, чтобы внести этот смысл в бытие.

Камю так и не ответил на вопрос можно ли быть святым без Бога, но все же он и многие другие, подобные ему, были святыми, боровшимися с миром, в котором страдают и умирают дети. И именно тот недостаток мира, из-за которого страдают дети, и является его достоинством благодаря тем, кто борется с таким миром. Своей борьбой Камю поддерживает мир, который ему отвратителен. Мера его восстания против зла, являющегося жизнью, — это также и утверждение добра, которое тоже жизнь. Проблема добра не менее важна, чем проблема зла. Тот, кто из-за существования зла решает, что бытие абсурдно, вскрывает проблему добра. Пытаясь заткнуть брешь, он обнаруживает бездну.