Вера и жизнь - [16]

Иногда мог пошутить – сдержанно, но тонко. На одном из собраний московского духовенства Патриарха спросили, что делать в случае незаконных требований налоговых инспекторов.

– Посылайте их… – начал отвечать он, затем выдержав фирменную пятисекудную «качаловскую» паузу, – …обратно.

Покойный Патриарх не был глубоким интеллектуалом. Тексты, которые мне в огромном количестве приходилось для него готовить, он правил минимально – обычно менял два-три слова, скорее для проформы. Иногда, правда, мог попросить переписать текст какого-нибудь соболезнования или поздравления:

– Здесь надо потеплее. Не так формально.

В его отношении к церковной жизни было что-то от рачительности русского барина с немецкими корнями: он всегда держал в уме точное количество приходов, монастырей, клириков… Очень многих помнил в лицо и по имени. Никогда не выпускал из рук кадровых и финансовых вопросов, хотя это, по правде сказать, и тормозило некоторые процессы.

Я познакомился с тогда еще митрополитом Алексием в Пюхтицах. В этот женский монастырь в Эстонии он очень любил приезжать и, к сожалению, почти полностью лишился этой возможности после распада СССР, в бытность Патриархом. Там он служил, а чаще просто молился в алтаре, поминал живых и усопших. Собирал грибы в соседних лесах, ездил один на машине по окрестностям, беседовал с монахинями. В дни моего с ним первого соприкосновения митрополит переживал один из самых непростых моментов своей жизни. С поста управляющего делами Московской Патриархии его сдвинула при помощи светских чиновников группа молодых церковных деятелей, напропалую рвавшаяся к Патриаршему престолу при позднем Патриархе Пимене, окружив его, уже очень немощного, «заботой». Митрополита Алексия «сослали» в Санкт-Петербург с оставлением за ним Эстонской епархии и поручением управлять еще и Новгородской.

– Три епархии, – вздохнул владыка, садясь в машину, когда уезжал из Пюхтиц вскоре после нового назначения.

На самом деле была еще и четвертая – Олонецкая на территории Карелии. Конечно, этот немолодой уже человек переживал. Некоторые прямо говорили: «Звезда «барона» закатилась, в Москве ему делать нечего». «Бароном», между прочим, владыку называли за глаза иерархи, бывшие выходцами из русских сел.

Однако тот факт, что митрополит Алексий 21 год был управляющим делами Московской Патриархии, курируя жизнь церковных регионов, стал ключевым на выборах нового Патриарха. Главы епархий – тех самых регионов – хорошо его знали и, кстати, ценили его прежде всего за предсказуемость. Между прочим, митрополит Владимир (Сабодан), который уступил митрополиту Алексию на выборах лишь 23 голоса, также был управляющим делами – действующим на тот момент.

Вскоре после этого началось церковное возрождение. Патриарх Алексий не был главным его двигателем, но он умело снимал препоны, благословлял довольно рискованные, почти безнадежные мероприятия вроде кампании за восстановление Храма Христа Спасителя, давал «раскрутиться» талантливым и энергичным людям (иногда, впрочем, не лучших нравственных качеств). В общем, старался не мешать, а когда надо, тактично помогал и прикрывал. Почти никогда не доводил дело до репрессий – если они и происходили, то не по его инициативе. При всем динамизме церковной жизни 90-х и 2000-х годов Патриарх придавал ей устойчивость и стабильность. Это ценили и помнят до сих пор.

Впрочем, в последние годы жизни Алексий II откровенно перекладывал решение многих вопросов на будущее поколение. Стабильность постепенно порождала скуку и уныние. Многие понимали: наступила пора, которую католики называют «концом понтификата» – тишина на фоне подковерной подготовки к выборам. Ситуация усугублялась болезнями Святейшего и все меньшей его доступностью – даже для передачи документов.

Первый Патриарх XXI века был свидетелем и продолжателем дореволюционных традиций. Он не отличался взрывной религиозностью – его вера была спокойной и ровной. Служил он неспешно, мирно. Друзей и духовных учеников у него практически не было. В 80-е годы его называли «неприступным» – он таким и остался до конца дней, при всей внешней непринужденности в общении. Все эти качества помогли не просто выжить в разные эпохи, но соединить их. И, конечно, трудно представить себе человека нерелигиозного, человека из мира чиновников, военных или из «творческого сословия», кто остался верен себе и одновременно деятелен в столь разные времена досоветского, советского и постсоветского пространства.

Патриарх Кирилл

Среди учеников митрополита Никодима (Ротова) Владимир Гундяев был, наверное, самым талантливым. Одаренность ему была свойственна не только интеллектуальная (попадались и люди более успешные в науке или творчестве), но и, так сказать, «структурная» – он умел руководить и стремился это делать. Стать в 28 лет ректором Ленинградской духовной академии, где трудились маститые профессора, – дело нешуточное. Будучи воспитан в семье священника, Владимир унаследовал веру с детства и, как утверждают питерские церковные старожилы, в юном возрасте играл в богослужение – так делают многие дети-«поповичи».