Вера и жизнь - [17]

Формирование характера будущего Патриарха происходило в очень проблемных условиях. Шло время малоизвестных, но весьма жестких «хрущевских» гонений на религию, начавшихся в 1958 году и остановившихся только после отставки «прогрессивного» генсека. Оттепель, коснувшаяся ученых и публицистов, для Церкви обернулась лютой стужей. Священников тогда сажали нечасто, но храмы закрывались массово. Главное же – вся общественная атмосфера стремилась показать: верующие являются отсталой социальной группой, которая скоро исчезнет. Церковная молва утверждает, что Хрущев даже обещал показать по телевизору «последнего попа». У религиозных родителей отбирали детей, в школах жестко «прорабатывали» молодых людей любого вероисповедания, в вузы им было практически не поступить.

Делались попытки – и небезуспешные – сдерживания Церкви изнутри. Рукоположение молодежи, особенно городской и интеллигентной, могло стоить епископу кафедры. Закрывались «кузницы кадров» – монастыри и семинарии, причем формально решением церковного начальства. На территории нынешней России оставалось два действующих мужских монастыря (и ни одного женского), две академии и две семинарии. Стимулировался отход священников от веры, и случаи такого отхода становились поводом для широкой пропаганды. Например, ушедший из Церкви в 1959 году профессор Ленинградской духовной академии протоиерей Александр Осипов начал ездить по стране с атеистическими лекциями и писать антирелигиозные книги, которые издавались огромными по нынешним меркам тиражами.

И в школе, и в культурно-общественном пространстве верующему молодому человеку говорили: у тебя нет будущего. Все «прогрессивные» дороги, увлекавшие тогда юношество – наука, космос, «великие стройки» – подавались как прямо противоположные религиозному образу жизни. В этих условиях большинство детей священников не шло по стопам отцов – многих отговаривали сами родители. В семинарии поступали ребята из деревни, причем обычно малороссийской и молдавской. «Чудиков-интеллигентов» не брали. В общем, у юного Владимира был непростой выбор. И, судя по всему, он некоторое время колебался: после 8-го класса, будучи, очевидно, из-за веры не принят в старшую школу (у меня была та же история), он пошел работать в геологическую экспедицию. Однако в семинарию поступил уже через три года – сразу по достижении 18 лет, раньше было нельзя.

Владыка Никодим дал молодому человеку возможность блестяще реализоваться, оставаясь верующим. В 22 года он становится монахом и священником, через два года назначается представителем Русской Церкви при Всемирном совете церквей в Женеве, а еще через три – ректором академии. Из гетто советской религиозной жизни вырваться удалось – причем блестяще. Однако подростковый опыт был скорее опытом поражения, чем победы – той, вкус которой чувствовало на устах наше поколение. Опытом униженности и страха. Церковная жизнь 60-х и 70-х годов была сильна, пожалуй, одним – стойкостью людей, которые пришли из лагерей и тюрем. Такие люди рядом с юным Владимиром были – прежде всего отец и дед (второй прошел множество мест заключения и ссылки). Но была и другая реальность: униженность Церкви, тотальный компромисс, запуганность, советы школьных учителей и товарищей «не губить себя» в религиозной жизни. Света в конце советского тоннеля тогда не было и в помине.

Судя по всему, этот опыт наложил свой отпечаток на личность нынешнего Патриарха. Он до сих пор не осмеливается решительно спорить с власть имущими – так чтобы доводить дело до реального обострения отношений или до разрыва, до того, чтобы поставить под угрозу свою жизнь. Спорит только тогда, когда можно пожаловаться «выше» с гарантированным успехом. Часто говорит в одном кругу одно, в другом – другое, причем даже публично, не понимая, что сегодня все слова быстро доходят до самых разных аудиторий.

У нынешнего Патриарха – прекрасный дар красноречия и убеждения. Почти любую аудиторию и почти любого собеседника он может склонить на свою сторону – но, увы, лишь на время. Видя позитивную реакцию на свои слова, он считает, что цель достигнута и дальше все должно идти как по маслу. Однако сопоставление сказанного и сделанного подчас разочаровывает людей. Когда ему об этом говорят, он теряется и копит в сердце обиду.

Этот человек очень не любит признавать собственную неправоту и отказываться от того, что делал и говорил раньше – пусть даже много лет назад. Он редко удосуживается применить к себе те обличения, которые адресует окружающим. Для оправдания своих действий и слов может придумывать сложные логические конструкции, как бы случайно «терять» факты, аккуратно менять темы, отвечать на самим же собой переформулированные вопросы – и благодаря ораторскому и «переговорному» дару на какое-то время очаровывать и убеждать собеседников либо широкую аудиторию. Но полуправда остается полуправдой – и люди это в конце концов понимают.

Система взглядов нынешнего Патриарха была и остается довольно гибкой – в ряде вопросов она формируется ситуативно, будучи лишена долговременного стройного каркаса. (Замечу, что менять позицию – не грех, сам не раз менял ее с годами; однако это нужно честно констатировать и объяснять.) В разных обстоятельствах этим человеком могут быть сказаны весьма различные вещи, иногда не вполне сопоставимые друг с другом. Увы, и эта особенность наверняка «родом из юности».