Вера и личность в меняющемся обществе - [124]
Лишь в непрерывном и автобиографическом повторении воспоминаний перед своей аудиторией и вместе с ней – но прежде всего в привязке своего жизненного пути к Сталину и его благосклонности – Ярославскому и во второй половине 1930‐х годов удавалось соответствовать тому, кем он хотел быть и все еще надеялся, что им является: революционером и большевиком[948].
Если в 1920‐х годах Ярославский пытался «объективировать» свою автобиографию в виде партийной истории, то во второй половине 1930‐х функцией его автобиографики стала, наоборот, радикальная субъективация истории партии. Зимой 1936/1937 года он читал воспоминания Осипа Пятницкого «Записки большевика» – за несколько месяцев до того, как Пятницкого арестуют и казнят. Под впечатлением от прочитанного Ярославский, боясь отвержения, забвения и принижения своего собственного революционного опыта, принял решение писать мемуары, с тем чтобы опубликовать их к сорокалетию членства в партии в 1938 году[949]. Однако, несмотря на то что этот замысел не отпускал его всю вторую половину 1930‐х годов, проект так и не состоялся.
В своей статье я предпочла понятию религии более открытое понятие веры и попыталась на этом основании вывести обобщения о связи между социально-политическим контекстом конца XIX – начала XX века, формированием самосознания современников и их автобиографическими практиками. Для своей аргументации я выбрала две фигуры: большевика Емельяна Ярославского (1878–1943) и священника Иоанна Кронштадтского (1829–1909). По своим убеждениям они имели мало общего друг с другом, однако обнаруживают удивительные параллели в практиках формирования своего Я. А именно оба они, и священник, и большевик, во-первых, не могли обойтись без отклика людских масс (верующих, рабочих), которые придавали им и их делу необходимый авторитет. И во-вторых, у обоих при общении с массами в центре – их личность. В обоих случаях Я создается перформативно. И о. Иоанн, и Ярославский описывают и размышляют о своей тесной связи с массами или верующими в эго-документах – письмах и дневниках. Эта связь имела для обоих как индивидуально-эмоциональное, как и политическое легитимирующее значение. На их примере я показала, что усилившиеся во второй половине XIX века процессы делигитимации самодержавия, возникновения современных средств массовой коммуникации и того, что Макс Вебер называл «дифференциацией ценностных сфер» политического и религиозного поля, ставили и религиозных, и политических акторов, стремившихся выразить свою миссию, перед вызовами и вели к тому, что я называю открытием харизмы.
Этот контекст не только изменил способы и образы, в которых акторы думали и писали о себе, но и коммуникативную функцию автобиографических текстов. Публикация автобиографических текстов о. Иоанна Кронштадтского и его доверенного лица игуменьи Таисии стала вехой на пути смены парадигм от агиографии к духовной автобиографике. В ранней большевистской автобиографике и историографии важным топосом была способность революционера обратить «массы» на свою сторону в непосредственной коммуникации с ними – на этом основывался и харизматический авторитет оратора в собственной группе.
Автобиографические тексты, которые распространялись большими тиражами, в обоих примерах расширяли пространство коммуникации и становились заменой для непосредственной встречи и коммуникации.
This article operates with the – as compared to religion – much more open term of faith and seeks on this ground to make a more general statement about the interdependency between the socio-political context of the late 19 and early 20 century Russian empire, the way how contemporaries construed the Self and their autobiographical practices. For doing this it takes as an example two historical personalities, who at a first glance have very little in common: The Bolshevik of Jewish origin and leader of the Soviet antireligious movement Emelyan Yaroslavsky (1878–1943) and the Russian orthodox priest John of Kronstadt (1829–1909). The article argues that, against the backdrop of growing delegitimization of traditional rule, the emergence of modern mass media and of an accelerating functional differentiation between the political and the religious spheres, contemporaries pursuing a political or religious agenda faced similar challenges: They had to convey their respective message to a mass public in a context of increasing competition between different political parties and religious groups even inside Orthodoxy. An analysis of the autobiographical writings of Yaroslavsky’s and John of Kronstadt’s shows that both testified to their extreme addiction to positive emotional reactions by their respective audiences – a process they both describe as a fusion between them and their audiences and as a moment of charismatic self-realization respectively as priest and revolutionary. In both cases the self is enacted performatively and at the center stage of political/religious communication. The article argues further that this has strong implications on their autobiographical writing as well as to the communicational functions and circulations of autobiographical texts in general.
