Верь - [70]

Сбегать мне тогда было в одно место к маме домой, она всегда пожалеет, всегда любит и поддержит. Для каждого ребенка мать — это целая вселенная, иногда мне так жаль было, что мне приходилось ее делить с братом. Наверное, у каждого ребенка у которого есть братья или сестры возникало такое эгоистичное желание, не думаю, что оно является искренним и плохим, это скорее вполне нормально человеческое проявление эгоизма и большинство людей его перерастают. Я тоже переросла, но иногда, когда мама снова и снова отставляет меня на задний план оно появляется снова. Это как червь засевший где-то в глубине души, от него больно, но только когда он начинает шевелиться, потом он снова засыпает до следующего инцидента. Все это я к чему, домой тогда я так и не вернулась. Туда направлялась, но не дошла, потому что увидела маму на улице, да ещё не одну с незнакомым дядей. Моя мама тогда ещё не болела, выглядела молодой и достаточно привлекательной, но в том возрасте я этого не понимала. Для меня размоловшая с дядей мама просто была в диковинку. Они стояли в переулки, где больше никого не было. Мужчина в дорогом пальто с белым шарфом поверх, в его руке дипломат. Выглядит солидно, темные волосы, усы. Мама сжимала в руках сумку, ее пальцы даже покраснели, я запомнила это потому, что мама залепила незнакомому дяде пощечину, такую сильную что он отшатнулся.

— Мама! — вскрикнула от удивления и испуга.

Мама и мужчина повернулись на застывшую меня. Руки мамы дрожали крупной дрожью, когда она бросилась ко мне, забыв о странном мужчине.

— Что с тобой случилось? Поранилась? Где-то болит? — она осмотрела меня, грязную и мокрую с головы до ног.

Ее трясущиеся руки прошлись по моему лицу, стирая засохшие слезы и грязь. Холодные такие, что я даже сняла свои промокшие варежки и протянула их ей.

— Намочила? — спрашивает мама, забирая их и пытаясь спрятать в сумку.

— Нет, мам! Одень у тебя руки холодные, — сую ей перчатки обратно, даже на пол руки натягиваю.

— И что же с такой милой девочкой случилось? Играла? — слышу голос мужчины и вздрагиваю.

Он подошел к нам и по-хозяйски поправил мою сбившеюся на глаза шапку.

— Здравствуйте, — по привычке поздоровалась, держа маму за руку.

— Здравствуй, здравствуй. У тебя милая дочка, Любовь моя.

Мужчина улыбнулся почему-то очень неприятно, смотря на меня.

— Мама, а кто этот дядя? — спрашиваю у мамы тихо, чувствуя, как сильно она, сжимая мою руку.

— Этот мамин знакомый…

— Зенон, — вставил дядя, словно мама его имени не знает.

— Зенон? Да, дядя Зенон, он здесь проездом и уже уходит. Да? — мама говорила как-то странно и с нажимом.

Мужчина развел руками, с пренебрежительной улыбочкой. Он остался стоять на месте, словно мамины слова его не касались.

— Пойдем, Дашенька домой, тебе надо переодеться и выпить теплого чаю, — мама потянула меня за собой через переулок к нашему подъезду.

Шла за ней спотыкаясь, взгляд дяди сверлил спину.

— Мам, этот дядя плохой? — спросила у мамы, когда нас от него уже отделяло приличное расстояние.

— Ты видела? Нет, конечно нет. Просто он сказал одну глупость и мама не сдержалась. Ты просто не так все поняла, девочка моя.

Мама даже остановилась что бы посмотреть мне в лицо, улыбаясь убрала выбившиеся из-под шапки волосы. Ее глаза были такими большими и зелеными, как будто блестели от еле сдерживаемых слёз и в ответ на это у меня тоже начали течь слезы.

— Дашенька, ты чего? Испугалась дяди? — мама обняла меня погладив по спине через куртку.

— Мальчики бросались снежками и обзывали меня ябедой, — пожаловалась что бы хоть как-то объяснить свои слёзы.

— Ну-ну, девочка моя. Все хорошо. Мама не даст тебя никому в обиду. Ваня где?

— Он остался с остальными на горке, — пожаловалась снова, утирая грязными ладошками слёзы.

— Почему не пошел домой с тобой? Почему ты его там оставила одного, я же говорила тебе не оставлять его.

Ты же старше, Даша! — мама резко сменилась в лице, совсем недавно она была хорошей мамой, а теперь уже злится на меня.

— Ну мам, — заныла, заливаясь слезами, но мама уже не слушала.

Схватив за руку, она потащила меня обратно на горку, но я споткнулась и упала. Начала плакать в захлеб и тогда мама сжалилась, отругав меня за Ваню еще раз посадила на лавочку перед подъездом.

— Сиди здесь и никуда не уходи, я заберу Ваню и пойдем домой, — приказала она серьёзно, а затем ушла.

Оставшись заплаканной, на укрытой снегом лавочке еще немного поплакала, мне всегда было сложно остановится. Только холод этому поспособствовал, так что очень скоро начала просто замерзать.

— Ну и чего ты так плачешь? — спросил кто-то и я удивленно уставилась на дядю Зенона.

Огляделась, мамы не видно. Не понятно где она так долго ходит, горка же совсем рядом. Мне не осталось ничего другого, как вжаться в лавочку и попытаться спрятать руки в кармашки.

— Давай сюда, — дядя присел перед мной и взял мои замерзшие руки в свои большие и теплые.

Испуганно икнула, желая только, чтобы мама побыстрее вернулась.

— Кто тебя обидел? Расскажи мне, дядя Зенон со всем разберется, — он улыбнулся, как, по его мнению, добродушно, а, по-моему, очень страшно.

— Володя, он старше и постоянно обижает всех. Он Ваню толкнул, я за него заступилась, и Володя тогда с горки меня столкнул, больно было, — запинаясь ответила дяде.