Верь в меня - [13]

Ну, или не все, но, по крайней мере, большинство.

По окончании института Мирослава удивила всех, кто ее знал, – будучи лучшей на своем курсе, обладая связями отца, она могла выбирать самые привлекательные варианты карьеры. Предложения стали поступать еще до защиты диплома, одно другого краше: и с фантастической зарплатой, и с карьерным ростом, и с возможностью возглавить собственную фирму, разумеется, не по профилю. Но Мирослава внезапно проявила невероятную твердость характера и пошла работать преподавателем в одну из школ для детей из неблагополучных семей, детей с отставанием развития.

– Дети, – твердо сказала полковничья дочь, – нуждаются в нормальном образовании. А такие в особенности. Мне достаточно было одного урока, чтобы это понять. Они желают учиться, они нуждаются в нормальном общении, а в них видят только каких-то недоразвитых, агрессивных зверьков. Я должна это изменить!

И у Мирославы получилось, возможно, потому, что жена Дениса всегда руководствовалась принципом «делай больше, чем от тебя ожидают». Уже через год работы в школе у Мирославы была репутация лучшей учительницы. Потом она стала Учителем года. Это ничего не давало в материальном плане, но Денис искренне гордился достижениями жены, причем в этом оказался полностью солидарен с тестем…

Успехи Дениса были куда скромнее – водительские права. И (это уже не его заслуга) потрепанный жизнью «жигуленок», который его родители, несколько краснея, подарили им на свадьбу. «Даже на подержанную иномарку заработать себе не может», – ворчал тесть, но у себя на кухне, разговаривая с собственной женой.

С жильем повезло, если можно так выразиться в подобной ситуации. Бабушка и дедушка Мирославы со стороны матери, потомственная московская интеллигенция, рано умерли, и их квартира сдавалась много лет – как раз в ожидании замужества внучки. Деньги, разумеется, складывались в кубышку, девочке на черный день. Кубышка была хитрая, деньги лежали на счету в надежном банке – тесть подходил к финансовым вопросам необыкновенно ответственно, да и связи у него имелись, как уже сказано, серьезные.

А двушка в Хвостовом переулке – очень даже неплохой подарок на свадьбу! «Хорошо хоть не лимиту нашла, а с московской пропиской», – продолжал по инерции ворчать Иван Николаевич про зятя. Удивительно, сам отец Мирославы прошел Крым и Рым вместе с женой. Они вдоволь намотались по военным городкам – от Заполярья до Бишкека, от Дюссельдорфа до острова Русский. Мать Мирославы ждала мужа с трех войн, которые, кстати, бравый офицер прошел без царапинки. О том, что все девяностые семья сидела на голодном пайке, и говорить не приходится – хотя даже тогда, по воспоминаниям Мирославы, они все-таки жили лучше других…

То есть для Ивана Николаевича отнюдь не было незнакомо состояние бедности и неприкаянности, да и меркантильным его не назвать. Но вот в отношении зятя он внезапно менял свои убеждения на сто восемьдесят градусов. Почему? Наверно, просто потому, что души не чаял в дочери и хотел бы, чтобы ее муж стал для Мирославы таким, как он сам – каменной стеной и непреодолимой для врага крепостью. Денис же не казался Ивану Николаевичу ни крепостью, ни каменной стеной – так, заборчик, овечка перепрыгнет.

Кроме того, родители Дениса отдали молодоженам одну из своих двух хилых дачек. Так уж вышло, что семья Дениса сначала получила дачный участок в пригороде, а потом умерла бабушка Дениса, мать его отца, и в наследство семье достался крепкий сельский дом. На последнем родители Дениса и сконцентрировались, а совдеповский курятник из фанеры отдали сыну. Впрочем, важен был не курятник, а восемь соток земли, упиравшихся в мелкую, курице по колено, речушку.

Эту дачку Денис все тщился превратить во что-то более или менее пристойное. Из-за недостатка финансов получалось плохо. Точнее, совсем не получалось, и восемь соток молодого семейства украшал все тот же щитовой домик, кое-как покрашенный и перекрытый вместо шифера ондулином. Но летом при хорошей погоде Денису с Мирославой было вполне уютно в его крохотной комнатке с примыкавшей к ней еще более крохотной кухонькой. С милым, как говорится, рай и в шалаше. Даже в таком – хилом и убогом.

Мирослава работала в школе на полторы ставки, попутно овладевая востребованной профессией логопеда. Это было чуть больше, чем ничего. Ее родители не стали информировать молодую семью о более чем солидной денежной «подушке», которая образовалась от многолетней сдачи квартиры в Хвостовом и тщательно копилась на приданое, но Мирославе намекнули, что как бы она ни спорила, а материальную помощь от любящих предков принимать придется. Вот из этой-то «подушки» периодически и выщипывались «перышки» молодым на пропитание. Мирослава не становилась в позу, жалея мужа, которого элементарно хотелось хорошо кормить, и не хотела огорчать родителей, которые, как она понимала, желали им только добра. Ей самой требовался минимум, что в еде, что в одежде. Она была пусть и современной девушкой, но ее никогда не влекли ни блестящая мишура ночных клубов, ни светская суета модных тусовок. Хотя, разумеется, выставки или премьеры никогда не пропускались, но расходов они совершенно не требовали. Родительские сердца обливались кровью, но в то же время и полнились гордостью за дочь. «Жена декабриста, понимаешь», – с горечью сетовал Иван Николаевич.