Венский кружок. Возникновение неопозитивизма - [27]

Однако с тех пор Карнап осознал чрезвычайно важную мысль о том, что формализация логики лишь вторична и что в первую очередь логика опирается на значение, т. е. на семантические правила. Еще К.И. Льюис утверждал¹¹⁶, что логическое следование есть нечто иное, нежели импликация, отношение «если—то», как считали Рассел и Уайтхед в «Principia Mathematical, и что в этой системе вообще невозможно выразить логическое отношение следования¹¹⁷. Карнап сам осознал, что одного синтаксиса для построения логики недостаточно. Различие между логическими и дескриптивными знаками можно провести, в конце концов, только на основе их значений¹¹⁸ и точно так же логическая истинность в отличие от фактической истинности не означает ничего другого, как истинность на основе семантических правил. Один синтаксис не может гарантировать, что в синтаксическом понятии сформулировано соответствующее семантическое отношение, ибо это зависит от отношения формализованной системы, исчисления к соответствующей семантической системе. Кажется вообще невозможным определить синтаксические понятия, которые в каждом случае соответствуют понятиям, определенным на основе семантических правил. Поэтому синтаксические определения логических понятий, которые он дал в общем синтаксисе, Карнап не считает больше общезначимыми, хотя они и пригодны для многих исчислений. В одной из своих новых работ «Формализация логики» («The Formalization of Logic», 1943, 2-е изд. 1947) он осуществляет более полную формализацию логики.

б) Квазисинтаксические предложения

Если речь идет о синтаксисе языка, то при этом мы всегда имеем дело с двумя языками: 1) язык, синтаксис которого описывается, «объектный язык»; 2) язык, с помощью которого выражается этот синтаксис, «язык синтаксиса». Последний не обязательно является каким-то особым языком, он может быть и частью объектного языка. В последнем случае высказывания языка синтаксиса являются логическими предложениями объектного языка. Однако не все синтаксические высказывания можно выразить в объектном языке. Например, понятия «аналитический» и «противоречивый» нельзя определить в таком языке синтаксиса, который является частью объектного языка, для этого требуется более богатый язык¹¹⁹.

Если язык синтаксиса, как это часто бывает, является частью объектного языка, то между обоими языками нужно установить четкое различие, ибо под одним и тем же выражением (например, «ООН») можно понимать обозначаемый им объект (Организацию Объединенных Наций), либо само это выражение (как, например, в предложении: «ООН» есть сокращение для «Организации Объединенных Наций»). Если обозначаемым объектом является само языковое выражение, что имеет место для синтаксических обозначений, то во избежание путаницы языковое выражение требуется отличить как таковое с помощью кавычек или иным образом (например, с помощью такого имени, как «Омега»). Если подразумевается само выражение (употребляется «автонимно»), то ему тем самым придается новое значение, оно употребляется для обозначения чего-то нового, а именно, знаков, в то время как раньше оно обозначало предмет. Это различие отчетливо проявляется в одном из примеров (S. 109) Карнапа: со есть порядковый тип; «о» есть буква; Омега есть буква; «Омега» есть слово из пяти букв. Фреге первым последовательно проводил различие между обозначением предмета и обозначением обозначения, и вслед за ним это делала Варшавская школа логиков. Однако и сегодня нередко пренебрегают этим различием (Гейтинг, Хвистек и др.), которое способно приводить к многозначности и недоразумениям.

Между свойствами обозначаемых объектов и свойствами их обозначений существует такого рода соответствие, что если предмету присуще определенное свойство, то выражению, обозначающему этот предмет, присуще определенное синтаксическое свойство. Так, высказыванию о предмете: «Пять есть число», соответствует синтаксическое высказывание: «Пять» есть числительное. Если предложению, приписывающему объекту некоторое свойство, соответствует предложение, приписывающее обозначению этого объекта соответствующее синтаксическое свойство, то первое предложение можно перевести во второе. Такое предложение Карнап называет «квазисинтаксическим». Квазисинтаксические предложения допускают двойное истолкование. Их можно понимать как высказывания о свойстве объекта, например, «Пять есть число»: здесь слово «пять» обозначает некоторый класс предметов. Это — «содержательный способ речи». Но их можно истолковать также как высказывания о свойстве обозначения объекта: «Пять есть числительное». Здесь выражение (пять) обозначает не объект, а самое себя, употребляется «автонимно», что и приводит к двусмысленности. Если вместо квазисинтаксических употребляют чисто синтаксические предложения, например, «‘Пять’ есть числительное», используя «пять» как обозначение самого себя, то прибегают к «формальному способу речи». Это важно, ибо при таком способе речи языковой характер того, о чем говорят, выступает с полной ясностью.

Квазисинтаксические предложения играют важную роль. Они образуют промежуточную область между чисто объектными предложениями и чисто синтаксическими предложениями. При содержательном способе речи они кажутся объектными предложениями, однако по своему собственному содержанию они являются синтаксическими предложениями, ибо говорят об обозначении объекта. Они относятся к псевдо-объектным свойствам — таким свойствам, которые «кажутся свойствами объектов», но «по своему значению носят синтаксический характер»