Венский бал - [4]
Они не унимались. Я не говорил им, что давно уже подыскиваю подходящую квартиру. И главное – подальше от Хэмпстеда. Наконец я нашел маленький дом в Кенсингтоне. Он стоял в узком кривом переулке на задворках Хай-стрит. Здесь было тихо. Если на мостовой поставить автомобиль, второму уже не проехать. Комната и кухня на первом этаже и две спальни наверху – вот и весь домик. Мне этого вполне хватало. Свое бюро я разместил в нижней комнате, одна из спален предназначалась для Фреда или для гостей. Фред так и не переступил порог этого дома. На стене у входной двери я заприметил рисунок мелом. Какие-то горы и солнце над ними. Я не стирал рисунок, пока он не исчез сам собой, смытый дождями. Возможно, его сделал Фред. Мне хотелось так думать. Я платил алименты и по-прежнему оплачивал жилье на Толбот-роуд, но не поддерживал контактов с Хедер и с Фредом. До тех пор, пока однажды она не позвонила мне.
– Хочу поставить тебя в известность, что твой сын бросил школу и пристрастился к героину.
Я был готов встретиться с ним, но Хедер сказала, что не знает, где он болтается.
– Не удивлюсь, если он вдруг заявится, чтобы ограбить меня.
Позднее она сообщила, что, насколько ей удалось выяснить, он часто бывает на Уолворт-роуд. Я не раз доезжал на метро по ветке Бакелу до конечной станции Элефант-энд-Касл. Ни один из лондонских кварталов не имеет такого удручающе американского облика, как Уолворт-роуд, я исходил тут все вдоль и поперек, заглядывал в пабы Восточной улицы и во все фастфуды. Каждого встречного наркомана спрашивал про Фреда. Все впустую. Один из них в полной отключке сидел на парковой скамье. На лице – зеленая татуировка в виде паутины. От него я не добился ответа. Я тряс его за плечи. Он только смотрел на меня усталыми стеклянными глазами. Но, кажется, понимал, что от него требуется, он знал Фреда. Однако ответа я из него так и не вытряс. Мои поиски были безрезультатны.
Я позвонил Хедер. Она назвала день, когда должен прийти Фред. По крайней мере – обещал.
В ночь перед встречей я не сомкнул глаз. Я был уверен, что у меня ничего не получится. Я хотел предложить Фреду свою помощь. Он в любое время мог бы рассчитывать на меня, даже если его пока интересовали только мои деньги. Я бы дал. Я выдавал бы их как бы на суточный паек, чтобы не терять контакта с ним. Но что, если он откажется от моей помощи и вообще не пожелает иметь дела со мной? Я ломал голову над тем, как приручить его, и ничего не мог придумать. В семь утра, даже не надеясь уснуть, я спустился в нижнюю комнату. Экран телевизора подсказал тему: начало войны в Заливе. Спустя три часа я уже сидел в самолете, уносившем меня в Саудовскую Аравию.
Мне все кажется, что он всего лишь вышел куда-то и скоро снова будет дома. Когда он погиб, я не хотел ни на минуту отпускать его от себя, как будто еще можно было что-то сделать. Он был где-то рядом. Я спиной чувствовал его взгляд. В Вене у него была квартира в том же доме, где жил я. Мне казалось, я слышу, как отпирают дверь, как ночью он возвращается домой с друзьями. Я выходил на лестницу, крадучись спускался вниз, дождавшись, когда на площадке погаснет свет. Стоял перед его дверью и прислушивался. Потом отпирал дверь, ложился на его постель. Я вдыхал запах Фреда. Я мог вообразить, как он смотрит в лицо смерти и все же не прекращает съемку. У него был шанс остаться в живых. Людей в ложах и на верхнем ярусе смерть настигла чуть позже, чем тех, кто находился внизу. Они еще двигались, а в партере все уже замерло. Если бы он сразу решил, что надо спасаться, он был бы единственным оператором из тех, кому удалось уцелеть.
На маленьком мониторе он видит, как валятся на пол люди внизу. Он чувствует запах горького миндаля. Вот тут-то и надо было бежать в режиссерскую. Но он остается. Ему обжигает глаза. Его просто выворачивает. И он вдруг понимает, что и ему осталось жить считанные секунды. Но, даже не пытаясь бежать, он ведет съемку и приближает объект. Все вокруг размыто, предметы разбегаются, точно круги на воде. Его тошнит. Он делает шаг в сторону, чтобы исторгнуть рвоту. Но рука все еще на камере. Тело сводят судороги. Он оставляет камеру, ищет опору. И тут срывается, падает в какую-то пропасть, пролетает тысячи метров. Он уже не может дышать, не может управлять телом. Пропасть бездонна. Словно бой курантов, откуда-то издалека доносятся последние крики других умирающих. Он чувствует, как в нем занимается огонь, и с ужасающей быстротой пожирает его изнутри. Пока из него не извергся пылающий шар, пропавший в далекой мгле.
Он просто опередил меня, и домой его уже не залучить.
В короткий промежуток времени между двумя войнами – в Заливе и в Югославии – мне впервые за несколько лет удалось повидать Фреда. Только не он пришел ко мне, а я должен был проследовать на его территорию. В качестве места встречи он назвал мне по телефону
