Венская прелюдия - [75]

— Немного я встречал католиков, готовых на территории чужой страны ввязываться в сомнительные предприятия ради своих единоверцев. Если только эти единоверцы не состоят в одном и том же ордене. Считайте, что я согласился, Джованни. Ставки обсудим после того, как я оценю риск. Кстати, в каком тайном обществе вы состоите? Или это орден?

Ни один мускул не дрогнул на лице Джованни. Он продолжал перебирать пальцами, рассматривая замершим взглядом сервант напротив. Чезаре сделал вид, что не расслышал и потянулся к вазе за шоколадной конфетой.

— Вы, Лео, приняли правильное решение. Сумма вознаграждения будет достаточной для того, чтобы вы могли безболезненно оставить своё поместье и перевезти сюда свою семью, — размеренно ответил Ландино. — Вы купите здесь усадьбу в провинции или квартиру в Вене, ваша дочь получит отличное европейское образование, а ваши таланты будут, несомненно, востребованы.

«И о Сонечке узнал… Готовился, прохиндей, готовился…» — Лузгин между тем изобразил полную заинтересованность и внимательно слушал Джованни.

— Никто из тех, кто на нас работает, об этом не пожалел. Если, конечно, не предатель. Измены мы не прощаем. Таковы правила, и не я их установил. Вы по-прежнему уверены, что хотите знать ответ на свой вопрос?

— Несомненно. Не терплю полутонов.

Джованни тяжело поднялся из кресла, направился к вешалке за шляпой и плащом, подал знак Чезаре, что разговор окончен, и только взявшись за ручку двери, ответил на вопрос адъютанта:

— Иезуиты.

Не дожидаясь реакции хозяина номера, оба итальянца молча исчезли за дверью, посчитав дело сделанным. С некоторых пор, после службы в театре, Джованни испытывал непреодолимую тягу к эффектным сценам. Если появиться — то внезапно, без предупреждения, как ревнивец Хосе на площади в Севилье перед тем, как лишить жизни обожаемую Кармен. Если исчезнуть, то неслышно, без лишних реверансов, словно привидение старинного замка. Хозяин ситуации так и должен себя вести. Это он диктует условия и устанавливает правила.

— Много лишних слов. Слишком много, — проворчал Джованни, спускаясь по лестнице.

Чезаре, бесшумно двигаясь сзади, фразу своего шефа явно не расслышал.

— Судя по всему, с этим русским у вас богатая на события история знакомства, господин Ландино, — заметил Чезаре после того, как они вышли на шумную улицу.

— Слишком богатая. И её пора заканчивать…

— Я правильно вас понял, Джованни? — Чезаре вскинул брови от удивления.

— Правильно. Как закончим дело, отправим этого адъютанта к праотцам.

Глава XV. Семьянин

Его величество вернулся в Гатчину из Петербурга не в самом лучшем расположении духа.

Все заботы отошли на второй план, как только он завидел на лужайке ниже лестницы целую процессию из озабоченной дворцовой обслуги, нескольких фрейлин в платьях с неестественно пышными юбками и пары суровых терских казаков из личного конвоя государя, степенно прогуливавшихся поодаль.

Вся эта суета была сконцентрирована вокруг маленькой бежевой коляски с четырьмя большими колёсами на спицах, которую сверху защищал от косых солнечных лучей широкий тюлевый зонт с рюшами.

Рюши с недавних пор во дворце поселились основательно. Белыми они были на балдахине детской кроватки, прозрачными — на длинных, от потолка до пола, занавесках, розовыми — на покрывале, а на чепчике новорождённой они имели едва заметный оттенок морской волны. Хотя только в этот раз они были такого цвета. Чепчиков в специальном комоде с детским гардеробом лежало такое несчётное количество, что даже самый сноровистый лакей не смог бы упомнить все фасоны и расцветки.

— Ваше величество, во вверенном мне подразделении покой и умиротворение!

Начальник царской охраны генерал Черевин, покачивающий детскую коляску, в своём военном мундире выглядел чрезвычайно необычно, что вызвало у государя искренний хохот. Петр Александрович нисколько не смутился, лишь отдал честь, как подобает в этом случае, и отступил в сторону.

— Милый, наконец-то… — От стайки женщин в светлых платьях отделилась миниатюрная фигура императрицы.

В свои тридцать пять лет Мария Фёдоровна хрупкостью телосложения по-прежнему уверенно давала фору многим юным барышням при дворе, что для них являлось предметом тайной зависти. Шутка ли — государь своими руками мог почти сомкнуть пальцы на ее осиной талии. И это притом, что императрица родила в шестой раз.

— Минни[46], дорогая, уж прости меня. Пришлось в Аничковом заночевать, совсем застрял с этими послами, докладами и отчётами. Как вы тут без меня? — Александр поцеловал свою обожаемую императрицу, для чего ему пришлось сильно нагнуться, а самой Минни — приподняться на цыпочки.

Все присутствовавшие при этой трогательной сцене как бы невзначай разошлись в стороны, предварительно замерев в почтительном поклоне. У каждого нашлось срочное дело. Фрейлины сразу вспомнили о каких-то своих недосказанных новостях, казаки, прищурив взгляд, внимательно осматривали окрестные кусты, будто и не догадывались, что за ними их сослуживцы образовывали вторую линию пикетов, а лакеи застыли в каменных позах, разглядывая медленно плывущие над Гатчиной кучевые облака.