Когда медузы Юпитера запели свою песню, и на Амальтее заработали гейзеры, извергающие материю в космос, Форстер со свойственным ему упорством настоял на том, чтобы исследования продолжались, без внесения каких-либо изменений. Однако по пути на Ганимед он некоторые изменения внес, и когда я встретился с ним три недели назад, он и его команда уже начали их осуществлять — тайно от начальства.
Ари не могла сдержать волнения:
— Но ты должен был его убедить, что любая попытка действовать на Амальтее без Линды приведет к катастрофе и все они, и Блейк Редфилд вместе с ними — обречены на смерть. Ты для этого и отправился на Ганимед, Йозеф! Неужели ты так легко позволил ему разубедить тебя? Ведь это ясно следует из документов «Знания».
— Я так и сказал профессору Форстеру, и он не стал отрицать силу доказательств, — спокойно ответил Йозеф. — Тем не менее он полон решимости идти вперед, с ней или без нее.
— Кэп, ты должен остановить его, — сказала она.
— Даже если бы я хотел…
— Если…? — Ари посмотрела на него в в изумлении.
— Ари, Космический совет вот-вот будет вынужден отменить карантин Амальтеи, этого требуют люди из линейных департаментов ресурсов, на которых оказывают огромное давление Индоазиаты. — Он вздохнул. — Они объясняют это необходимостью экономить энергетические ресурсы и даже интересами фундаментальной науки. Но на самом деле они подсчитывают потерянные туристские доллары.
— Какое это имеет отношение к Форстеру? — требовательно спросила она.
— Отменят карантин и кто-то сможет высадиться на Амальтею, опередить его. Поэтому, с Эллен или без нее — я имею в виду Линду — он должен высадиться на Амальтею.
— Мы бы предпочли, чтобы первым был Форстер, — сказал Йозеф. — Думаю, все мы на его месте так бы и поступили.
— Нет. — Ари не могла согласиться — Только не без нее.
— Но это… — Йозеф шумно откашлялся и оставил фразу незаконченной.
Командор договорил за него:
— Это ее дело, Ари. Не твое.
Блейк Рэдфилд пробирался по многолюдным извилистым коридорам, мимо ларьков, торгующих резным нефритом и прозрачными резиновыми сандалиями разных цветов, мимо полок с дешевой электроникой, мимо стеллажей со свеже убитыми утками. Его толкали сзади, отталкивали локтями, преграждали ему путь — сильно, но без злого умысла, поскольку сильные толчки в этой ситуации были неудобны всем, так-как гравитация здесь составляла несколько процентов Земной.
Люди сидели на полу, сбившись в кружок, бросали кости или играли в сянци[9]. Возбужденно торговались перед аквариумами с живой форелью, горками ледяных моллюсков и грудами бледных, увядших овощей. Студенты и старики разглядывали настоящие бумажные книги через толстые очки без оправы и читали газеты, написанное там, для большинства евроамериканцев было неразборчивыми закорючками. Все говорили, говорили, говорили музыкальными голосами.
Обычно рыжеволосый, даже красивый, со свежим веснушчатым лицом, Блейк хорошо замаскировался, выглядя не столько как молодой Чингисхан, сколько как портовая крыса с Жемчужной реки. Он был наполовину китаец по материнской линии, наполовину ирландец, и хотя он знал не больше нескольких полезных фраз бирманского, тайского или любого из десятков других индокитайских языков, распространенных на Ганимеде, он говорил на красноречивом мандаринском и выразительно земном кантонском — последний был любимым торговым языком большинства этнических китайцев, составлявших значительную часть неиндийского населения «Безбрежного Океана».
С низких потолков свисали бумажные транспаранты, которые трепетали от постоянно вращающихся вентиляторов, необходимых, чтобы очистить коридоры от запаха жарящейся в прогорклом масле свинины и других, менее приятных запахов. Владельцы ларьков соорудили навесы против мерцающего желтого света постоянного освещения; навесы беспрерывно колыхались, словно волны в беспокойном море ткани. Целью Блейка была подрядная фирма «Лим и сыновья», основанная в Сингапуре в 1946 году. Ее отделение открылось на Ганимеде еще в самом начале колонизации, поколения Лимов помогли освоить это место.
Офисы фирмы располагались на пересечении двух оживленных коридоров недалеко от центра подземного города. За стеной из зеркального стекла с золотыми иероглифами здоровья и процветания клерки в очках и одеяниях с длинными рукавами старательно склонились над плоскими экранами.
Блейк вошел внутрь. — Автоматическая дверь, сначала отъехав, закрылась за ним и звуки улицы остались снаружи. Никто не обратил на него внимания. Он прошел по ковру к стойке администратора, и обратился к сидящему там клерку на литературном мандаринском:
— Меня зовут Редфилд. У меня назначена встреча с Люком Лимом на десять часов.
Клерк поморщился, мельком взглянув на Блейка, включил связь и сказал на быстром кантонском диалекте:
— Здесь белый парень, одетый как кули, говорит так, будто только что окончил курсы мандаринского. Говорит, что у него назначена встреча с Люком.
Ответ был достаточно громким и Блейк услышал:
— Посмотрим, что будет, если ты попросишь его подождать.
— Подождите, — сказал клерк по-английски, даже не поднимая глаз.
