Венера Прайм 5 - [20]

— Я откладывала эту встречу по… по многим причинам. Унижение этого момента, вероятно, удерживало меня больше всего, — взгляд Спарты скользнул вверх, и она откинула голову назад, как будто нашла что-то интересное на потолке — она пыталась сдержать слезы, катящиеся по ее щекам. — Но я не ставлю свое нежелание столкнуться с невыносимо высокомерным отношением матери выше общего блага.

— Я едва ли…

— Не перебивай меня, мама. Я решила, что не могу оставить Блейка и остальных там барахтаться одних.

— Линда, что бы ты обо мне ни думала, я очень горжусь…

 Снова Спарта оборвала ее:

 — Ты понимаешь «Знание» не лучше, чем «свободный дух», мама. Вы с отцом — и Командор, и все остальные — не можете представить себе ничего более грандиозного, чем возвращение Всесоздателя. Вы даже не пытаетесь думать о том, что произойдет в результате этого, что это может означать. «Свободный дух» хочет сохранить это в тайне, сохранить рай для себя. Вы хотите сделать это достоянием всего человечества — на своих собственных условиях, конечно. Но вот что я вам скажу: все это дело гораздо сложнее и серьезнее, чем вы думаете.

Йозеф с любопытством разглядывал дочь, но улыбка Ари была покровительственной.

Спарта поймала ее взгляд. — Я зря трачу на тебя время, мама. Некоторые вещи станут очевидными только задним числом.

— Твоя наглость не очень-то тебе к лицу, дорогая, — тихо сказала Ари.

Спарта кивнула:

— Я назвала бы это признаком человечности. Не то чтобы моя личная человечность сейчас имела какое-то значение. — Она сглотнула. — Любое вмешательство может серьезно поставить под угрозу миссию и мою жизнь. Я говорю, что никто из вас не понимает до конца  «Знания». Ваше невежество — источник большой путаницы. Эта жуткая штука, которую мне подсунули под диафрагму… одно из ваших так называемых усовершенствований, из-за которого я чуть не умерла: было совершенно бесполезно, медузы знали, как общаться. А некоторые необходимые вещи сделаны не были.

— Как бы то ни было, — холодно сказала Ари, — лучшие хирурги будут…

— Все, что нужно сделать, уже сделано. Я велела Командору проследить, чтобы ни отец, ни особенно вы не предпринимали никаких попыток связаться с хирургами. Моя жизнь принадлежит мне.

Ари вся напряглась:

— Линда, ты не можешь так со мной разговаривать. — ее руки соскользнули с колен, ногти впились в подлокотники кожаного кресла. — Моя роль в этих делах, как и твоя, четко определена.

— Мы с тобой больше не будем обсуждать эту тему, пока моя миссия не будет завершена. А теперь мне пора, если только у тебя нет ничего… что ты считаешь я должен знать.

Смущение Ари пересилило ее гнев, но она поняла, что сейчас спорить бесполезно. Может быть, позже… Она встала, поднялась со стула, словно с трона:

— Линда, пожалуйста, дорогая моя, что с тобой происходит?

В сознании Спарты сострадание и жестокость соперничали, чтобы дать ответ. Она сопротивлялась и тому, и другому. Расправив плечи, она повернулась спиной к родителям и быстро вышла из библиотеки. 

X

Загорелся термоядерный факел и корабль, странно аэродинамичный для межпланетного корабля, разогнался на столбе невыносимо яркого огня, покинув орбиту Земли,

Во время двухнедельного перелета Спарта держалась особняком, мало общаясь с другим пассажиром и тремя членами команды. Она ела одна в своей маленькой каюте. Часами, каждый день, до седьмого пота занималась физическими упражнениями. Читала, смотрела видео. Из того, что она читала, лишь «Эпос о Гильгамеше»[16] имел некоторое отношение к выполняемой ей миссии. А в «Повести о Гэндзи»[17], осилив тысячу страниц, она окончательно увязла, несмотря на все свои сверхспособности.

На полпути ускорение сменилось замедлением. Наконец факел погас, и катер плавно скользнул на орбиту вокруг Ганимеда. Снова голубая лента и Золотая Звезда Комитета Космического Контроля опустились на спутник Юпитера.

Блейк настоял на том, чтобы поприветствовать ее лично. Он нанял «Кантаку», толстый круглый шаттл (на самом деле скоростной и маневренный) и занял место второго пилота. Парковочная орбита была достигнута менее чем за час.

Он думал о ней почти постоянно, о женщине, которую любил. Он не знал, любит ли его она. Когда они с ней расставались в последний раз, она дала ему понять, что ни в чем не уверена. Не уверена даже в том, что она вообще человек, и что это она с ним сейчас разговаривает, а не «Стриафан». Если человек так говорит, ему нельзя верить, даже если он твердо скажет «нет».

И вот теперь она сказала — прямо, но загадочно, это выглядело чем-то большим, чем просто приятной шуткой, — что присоединяется к нему. Не к экспедиции, а к нему. Он больше ничего не хотел во времени и мирах. Да между ними так много странного и личного, принадлежащего к тому, что фактически стало их альтернативными вселенными, но он сейчас не знает, можно ли доверять ей или своему собственному желанию. Ведь она во время разговора предупредила его (или это было обещание?) что она изменилась.

«Кантака» вышел на орбиту. Из шлюза катера Комитета Космического Контроля выскользнула переходная труба и закрепилась к люку шаттла с громким стуком магнитов. Послышался шум всасываемого воздуха и стук насосов, выравнивающих давление. Затем с хлопком открылся внутренний люк. Эллен плыла в одиночестве, неся небольшую сумку. Такая маленькая, такая невесомая. Он почувствовал, как у него екнуло сердце.