Венеция. История города - [85]

…есть страницы в этой книге, перечитывая которые я снова видел ощетинившийся изгиб широкой рива, крупные цветные пятна домов с балконами и повторяющуюся волнообразность горбатых мостиков, по которым, поднимаясь и спадая вновь, течет поток уменьшенных в перспективе пешеходов. Венецианская походка и голос Венеции — любая речь, где бы она ни была произнесена, звучит так, будто собеседники перекликаются через водную гладь, — опять появляются за окном, возвращая старые ощущения: радость наблюдения и усталость измученного противоречиями сознания.

Глава десятая Окрестности Венеции: Венето

«Венеция — это место, где можно красиво умереть, — написала Вирджиния Вульф другу в апреле 1904-го, — но жить здесь… никогда еще обстановка меня не угнетала так сильно — это некоторое преувеличение, но город действительно смыкается вокруг тебя и через какое-то время начинаешь чувствовать себя птицей в клетке». Она посмотрела картины Тинторетто, «профланировала в гондолах» и поела мороженого у «Флориана», но город ей не понравился. Девять лет спустя в письме сестре Ванессе она называет его «омерзительным», но признает, что «более уединенные богатства могут оказаться красивы». Вульф уехала во Флоренцию, но можно было бы найти что-нибудь интересное и поближе.

Проезжая по автомобильному или железнодорожному мосту, созерцая в окно дым, контейнеры, краны и краснобелые башни Маргеры, вы как будто приближаетесь к другому миру — процветающему промышленному центру или одному из кругов дантова Ада. Вскоре все это остается позади, и теперь вас окружают дороги, поля, лужайки, заросшие буйной итальянской растительностью, которую редко приметишь в Венеции. Возвращаются тополя, олеандры и виноградники. А также все прелести и опасности автомобильного путешествия: старенький «фольксваген» пытается повернуть налево, а сотня «фиатов» сигналят изо всех сил позади и впереди него. В городках молодые женщины в темных очках и безо всяких шлемов с легкостью вылетают из-за угла или проносятся через пьяццы на скутерах и мотоциклах. Но немало деталей связывает Венето с городом, которому он был подвластен с XV по XVIII век: общая история, крылатые львы на площадях, общее наследие — работы Веронезе и Палладио, например. Вместе с материковым доминионом республике достался и выдающийся Падуанский университет, она получила доступ к розовому веронскому мрамору, который вместе с белым камнем Истрии (теперь — Хорватии) можно увидеть во многих церквях и дворцах.

Венеции удалось сгладить неловкую ситуацию, сложившуюся в 1488-м, даровав Азоло, обнесенный крепостной стеной городок на вершине холма рядом с Бассано дель Траппа и Тревизо, — Катерине Корнаро, королеве Кипра. В 1468-м, в возрасте четырнадцати лет ее отправили на остров, чтобы выдать замуж за кипрского короля Джеймса. Поддерживала ее республика, которая надеялась усилить свое влияние в данном регионе. В целом Венеции это удалось, но на долю рано овдовевшей Катерины выпало немало горя. Большую часть следующих двадцати лет она оставалась пешкой, а иногда — пленницей Венеции и многочисленных соперничающих групп на острове. В конце концов ее убедили уступить свой трон республике в обмен на щедрую пенсию и Азоло в качестве феодального лена. Здесь она царствовала с 1489 по 1509 год, окруженная изысканным двором, описания которого попали на страницы гуманистических диалогов о любви «Азоланских бесед» (1303), вышедших из-под пера ее земляка Пьетро Бембо.

Какой бы ни была ежедневная жизнь при дворе Катерины, Бембо окружил и ее, и Азоло мифическим ореолом, сохранившимся даже несмотря на то, что к 1820 году от ее «дивного и приятного замка… построенного на холмах у наших гор, откуда видны болота Тревизо», осталась одна-единственная башня. И этот миф, и вид на болота понравился и Кэтрин де Кей Бронсон (ей нравилось, когда ее сравнивали с королевой Катериной), и ее другу Роберту Браунингу. Нынешняя вилла Бронсон некогда была частью бастиона, отсюда и название — Ла Мура. Здесь Браунинг написал отдельные стихотворения из своего последнего сборника «Азоландо» (1889), озаглавив их, как он говорил Кэтрин, «именем, которое народ приписывает изобретательности» Бембо: слово «asolare» ныне означает резвиться на открытом воздухе, забавляться. Его собственные забавы требовали от семидесятилетнего мужчины больших усилий, чем от придворных, описанных Бембо, их изысканные речи. Браунинг любил, например, взобраться на развалины старинной городской крепости — Рокка. Там его позабавило, что в нем узнала «великого английского поэта» не какая-нибудь трепетная почитательница, а женщина, которая ютилась со своей семьей в жалкой лачуге, где хранились ключи. «Я узнала вашу рубашку, — объяснила она. — Мои друзья гладили ее на прошлой неделе».

А прохладным вечером на лоджии в Ла Мура «неутомимый» поэт, как вспоминает восхищенная Бронсон, вглядывался в расстилавшуюся перед ним равнину и рассказывал окружающим о давнем прошлом этих мест, с которым он познакомился во время своего первого визита в Венето в 1838 году.

События, произошедшие здесь в XIII веке, произвели столь сильное впечатление на Браунинга, что он включил их в свои поэмы «Сорделло» и «Проходит Пиппа». И теперь он показывал собеседникам развалины крепости, принадлежавшей в те дни жестокому правителю Тревизской Марки Эццелино III, которого Данте заключил вместе с другими тиранами в седьмой круг своего Ада. А если слушатель казался заинтересованным — остается надеяться, Браунинг, знаменитый на склоне лет своей разговорчивостью, правильно истолковывал его реакцию, — поэт упоминал и о случившемся в Сан-Дзеноне, описывая «сцены ужаснейшей в истории трагедии». Несколькими «пламенными фразами» он излагал «историю Альберико, преданного в его последнем убежище», и сообщал о том, как Тревизани, вознамерившись стереть род Эццелини с лица земли, умертвили Альберико, его жену и пятерых его детей, подвергнув их неописуемо зверским пыткам.