Венецианские каникулы - [4]

— Эти из Интернета тоже не годятся, – выпутавшись из раздумий, отвечаю я.

— Останешься старой девой, – выносит утешительный вердикт юнец, – А я женюсь на молоденькой.

— Ага, не забудь в брачный контракт включить ежедневную глажку и уборку. Молоденькая такого вахлака как ты не потянет. Лучше найди себе пожилую энергичную вдову.

— Нет, не смогу, – морщится Артур, – Слишком сильна во мне любовь к прекрасному.

Я доглаживаю его пожитки и насильно выпроваживаю за дверь. На часах полдвенадцатого. Завтра мне рано вставать, меня ждет страшно важный для будущего всего человечества пересчет кушеток и табуреток. Из-за вероломного вмешательства этого друга человека мне не удается отдать должного тоске по Фредерику. А мне так хотелось завернуться в ее холодные объятия, выжать пару-тройку слезинок за перечитыванием старых писем, посетовать на несправедливость мадам Судьбы. Ан-нет ушла тоска, не дождавшись достойного приема, забрала с собой хилый запас слез и конвертик с упреками, адресованный Всевышнему. Зато одиночество пробралось в закрывающуюся за Артуром дверь, скинуло одежку и вытянулось на кровати, зазывно преоткинув край одеяла. Перед тем как присоединится к нему, я просматриваю почту. Послание от Марко мгновенно выделяется из общей массы. Он пишет, что все время думает обо мне и очень хочет, чтобы я приехала в Венецию. Удовлетворенно хихикая, я забираюсь на кровать. Почему бы, собственно говоря, и нет? Возьму несколько дней за свой счет, прицеплю к выходным, получится целая неделя в наиромантичнейшем городе Европы. С нормальным мужчиной. Не зацикленном на работе роботом. К тому же, говорят, итальянцы – лучшие в мире любовники. Вот и будет случай проверить. «Ага, а потом потрать остаток жизни на сравнение с остальными 247 национальностями», шипит одиночество, самовольно останавливая пульт на канале для взрослых. Я послушно просматриваю короткий порнофильм с незамысловатым сюжетом и, слившись воедино с верным одиночеством, постепенно засыпаю.

Парижскую рутину точно описывает известная фраза «métro, boulot, dodo[8]», позаимствованная когда-то из поэзии Пьера Беарна. В полной версии к этой звездной тройке присоединялись еще бистро, окурки и зеро. Очевидно, с ускорением ритма жизни у современных парижан времени на выпивку и перекуры не осталось. А зеро пугало духом безысходности, за счет чего тоже было скинуто с воза повседневности. Остались три верных коня, которые и тянут этот воз день за днем. Я являю собой одного из многотысячных его пассажиров. Серое, шелестящее эскалаторами клокочущее недовольством тащащихся спозаранку на службу толп, доставляет меня к месту назначения. И начинается день, который в календаре моей жизни подобно череде предыдущих собратьев будет отмечен тонким неприметным курсивом.

Директриса шпыняет меня за то, что я якобы заказала трехногие стулья вместо четвероногих. «Трехногих у нас и так навалом. Их плохо покупают» гундит она, махаю у меня перед носом одним из маловостребованных обладателей трех конечностей. На самом деле заказ оформляла не я, а несовершеннолетняя стажерка Хабиба, габаритная арабка, получившая это теплое местечко за какие-то выдающиеся заслуги своего отца перед хозяином магазина. Обязанности стажерки формально составляют целый список, а на практике ограничиваются не на шутку раздражающей меня болтовней по телефону. Пока я кроплю над переводами мебельной тематики, рыхлое дитя щебечет на ухо скрывающемуся за телефонной трубкой обожателю весомых достоинств всякие милые непристойности. Вчера на груду камешком моего терпения свалился последний булыжник в виде смущенного хихиканья «Да, что ты такое говоришь! Я не готова». Груда рассыпалась, я решила, что неготовая к нетрадиционному сексу Хабиба вполне готова самостоятельно оформить бланк заказа. Выходит, я ошиблась. Отвечать за лишних трехногих приходится мне, потому как мой родной отец даже если и находится в Париже (хотя достоверной информации на этот счет у меня нет), с хозяином мебельной лавки все равно никаким боком не знаком. А заменивший его в свое время Фредерик счастлив до поросячьего визга с какой-то Лили или Лулу, и на проблемы бывшей пассии с комочками на ресницах ему глубоко плевать. Ну, ничего. Неприятность эту мы переживем. Дабы компенсировать мне незаслуженный моральный ущерб Бог побуждает Марко позвонить мне в обеденный перерыв. Я рассеянно вожу вилкой по тарелке, посчитав разговор более занимательным чем предложенный поваром ближайшей брассери plat du jour[9]. Какой же у него приятный бархатистый голос с твердой стрункой раскатистого «R»! Мне ласкает душу этот первый неуверенный, но многообещающий флирт. Я принадлежу к тому малому счастливому проценту женщин, что умеет получать удовольствие от отношений с мужчиной с самой первой ступеньки, не ожидая увидеть, что находится там на самом верху этой шаткой лестницы. Я способна влюбиться вмиг и без оглядки. Я не восседаю подобно большинству подруг на вершине стеклянной горы, созерцая как претендент на общую постель и частичку сердца карабкается по скользкому крутому склону. Ведь частенько вскарабкавшись таки наверх, этот бедняга исчерпывает запас физических и моральных сил на столько, что до распахнутых дверей спальни уже не доползает. Я не смотрю на возможность романтической встречи через бинокль былых обид и предательств. Хотя имеется в моем арсенале упомянутый бинокль, как и у любой из нас, современных девушек Космо. Я выкраиваю короткий промежуток между вопросом «Что ты ешь» и «Ценят ли тебя на работе» и интересуюсь у Марко, чем он, собственно говоря, занимается. А то он прячется за плотным заслоном вопросов, скрывая как полагается литературному герою эпохи романтизма, от читателя свое происхождение. Марко, вытянув эффектную паузу, за которую я успеваю перемерить на него сотни масок, поясняет, что родом он из очень состоятельной венецианской семьи и работать ему в принципе необязательно. Но дабы напичканный кучей высших образований мозг не простаивал без дела он нашел себе полу развлечение, полу заработок – Марко организует для богатых эксцентричных туристов частные экскурсии по Венеции и окрестностям. Свое дело он окрестил «Venise Expériences[10]».