Венец - [102]

В пятницу к вечеру Кристин стояла на галерее перед верхней горницей и смотрела на толпу людей, ехавших с севера, мимо сгоревшей церкви на холме. Это был Эрленд со своими поезжанами. Она напрягала зрение, чтобы разглядеть его среди других. Им нельзя было больше видеться, – теперь никто из мужчин не может ее видеть до завтрашнего дня, когда ее выведут в подвенечном наряде.

Там, где дорога сворачивала к Йорюндгорду, от толпы отделилось несколько женщин. Мужчины поехали дальше в Лэугарбру; эту ночь они должны были провести там.

Кристин сошла вниз, чтобы встретить прибывших. Она чувствовала себя такой усталой после омовения, и кожа на голове у нее болела, – мать вымыла ей волосы в очень крепком щелоке, чтобы они были как можно светлее назавтра.

Фру Осхильд, дочь Гэуте, соскользнула с седла на руки Лавранса. "До чего молодо и легко она держится", – подумала Кристин. Ее невестка, жена господина Мюнана, Катрин, выглядела чуть ли не старше ее – она была рослая, тучная, с бесцветной кожей и глазами. "Как странно, – подумала Кристин. – она безобразна, и он ей неверен, и все-таки про них говорят, что они живут хорошо!" Кроме них, приехали еще две дочери Борда, сына Петера, одна замужняя и другая девица. Они не были ни безобразны, ни красивы, по виду казались очень милыми и добрыми. но держали себя с чужими несколько принужденно. Лавранс вежливо поблагодарил их, что они пожелали оказать такую честь свадьбе его дочери я пустились в столь длинную дорогу поздней осенью.

– Эрленд воспитывался у нашего отца, когда был мальчиком, – сказала старшая сестра, подошла к Кристин и поздоровалась с нею.

В это время во двор быстрой рысью въехали двое юношей; они спрыгнули с лошадей и, смеясь, погнались за Кристин, которая вбежала в дом и спряталась там. Это были юные сыновья Тронда Йеслинга, красивые и многообещающие юноши. Они привезли с собой из Сюндбю в ларце невестин венец. Тронд с женой должны были приехать в Йорюндгорд только в воскресенье после обедни.

Кристин убежала в старую горницу с очагом; фру Осхильд прошла за нею следом, положила руки ей на плечи и притянула ее лицо к своему для поцелуя.

– Я рада, что дожила до этого дня! – сказала фру Осхильд. Взяв Кристин за руки, она увидела, как они похудели. Увидела, что невеста и вообще похудела, но грудь у нее стала высокой. Все черты ее лица стали тоньше и красивее, чем прежде, виски казались несколько впалыми в тени тяжелых влажных кос. Щеки не были уже такими округлыми, а свежий цвел кожи поблек. Но глаза у Кристин стали гораздо больше и темнее. Фру Осхильд снова поцеловала ее.

– Я вижу, Кристин, тебе пришлось туго! – сказала она. – Сегодня вечером ты получишь от меня питье и встанешь завтра отдохнувшей и свежей.

Губы Кристин начали дрожать.

– Ш-шш… – сказала фру Осхильд, похлопав ее по руке, – я так радуюсь тому, что завтра буду наряжать тебя, – никто никогда еще не видел такой красавицы невесты, какой ты будешь завтра!

Лавранс поехал в Лэугарбру поужинать вместе со своими гостями, которые остановились там.

Мужчины не могли вдоволь нахвалиться предложенной им едой – лучшего угощения, приличествующего пятнице, никто не получил бы даже и в самом богатом монастыре! Была подана каша из ржаной муки, вареные бобы, белый хлеб, а на рыбное подавали только форель, соленую и свежую, и жирную палтусину.

Но мере того как мужчины пили пиво, они становились все веселее и веселее и все грубее и грубее подшучивали над женихом. Все дружки Эрленда были гораздо моложе его – его ровесники и друзья давно уже были женатыми людьми. И теперь мужчины шутили над тем, что Эрленд уже такой старик, а ему приходится впервые ложиться в постель к невесте. Некоторые из пожилых родичей Эрленда, еще довольно трезвые, сидели в большом страхе, следя за каждым произнесенным словом, боясь, что разговор сейчас коснется таких вещей, которых лучше бы не затрагивать. Господин Борд из Хестнеса не сводил глаз с Лавранса. Тот пил часто, сидя на своем хозяйском почетном месте, но, по-видимому, пиво его не веселило; лицо его темнело по мере того как взор становился все более и более тяжелым. Но Эрленд, сидевший по правую руку от тестя, шутливо и весело отвечал на насмешки и много смеялся; лицо его было красно, и глаза блестели.

Вдруг Лавранса будто прорвало:

– А где повозка, зять, – пока я не забыл, – куда ты девал ту повозку, что я одолжил тебе этим летом?..

– Повозку?.. – сказал Эрленд.

– Или ты уже забыл, что взял у меня летом взаймы повозку?.. Видит Бог, это была такая хорошая повозка, что лучшей мне никогда не увидеть, ведь я сам присматривал за тем, как ее делали у меня в кузнице! Ты обещал и клялся, призываю Бога в свидетели, да и все мои домочадцы знают, что ты обещал мне доставить повозку обратно, но не сдержал своего слова!..

Некоторые из гостей закричали, что об этом, право, не стоит теперь говорить, но Лавранс ударил кулаком по столу и поклялся, что он узнает, что сделал Эрленд с его повозкой.

– Да она стоит, вероятно, в той усадьбе на мысу, где мы достали лодку для переезда на остров Веэй, – равнодушно сказал Эрленд. – Я не думал, что это так уж важно! Видите ли, тесть, дело в том, что поездка через долины с нагруженным возом была очень трудной и долгой, поэтому, когда мы наконец добрались до фьорда, то ни одному из моих слуг не захотелось пускаться в обратную дорогу с повозкой, а потом снова пробираться через горы на север к Тро ндхей мской области. Тогда я подумал, что пока, пожалуй, ее можно будет и оставить…